VZ. Портрет на фоне нации

Пока томится холодец, и в ванну шустро льет водица, пишу письмо я к вам в ЕС, чтоб новостями поделиться. У нас в России все путем, нет, мы совсем не голодаем. Шампанское из Крыма пьем, икрой Камчатской заедаем. Макдональдс ваш забыт давно, все разбежались постояльцы... Ведь нет вкуснее все равно картошки жареной, да с сальцем. Пылится «Мерин» в гараже, сейчас в ходу родная «Лада». Она нам ближе по душе, на дачу отвозить рассаду. Ваш доллар больше ни к чему, рубли у нас теперь в почете! За доллар даже шаурму в ларьке ближайшем не возьмете. Все ваши санкции совсем давно уже по барабану. Не запугать народ ничем американскому болвану. Мы Путина не предадим, мы вам не укры и не лохи. Все за Россию как один, а с нами шутки очень плохи. Раз в месяц мыться? Ну дела... Бензин совсем не по карману? И не хватает вам бабла уже на яйца и сметану? Так приезжайте в гости к нам, мы баньку русскую затопим, накроем стол, нальем сто грамм за вашу бедную Европу... С собой еще харчей дадим, из погреба вина достанем. Ведь наш народ непобедим, а ваш ЕС еще помянем. Держитесь...трудно будет вам. Зима придет, не за горами... Всегда Бог судит по делам, но Бог всегда с Россией... с нами!!!

Наталья Геут, вероятно, добрая женщина, автор пронзительного текста «Берегите детей от войны», вдохновляется она патриотизмом и национальной гордостью, и кабы не война, так бы и жила нормальной человеческой жизнью. Да что там, и Путин мог бы прожить средней жизнью среднего гебешника, идеального дачного соседа, который и косилку одолжит — только если ее чуть повредишь, убьет, а так-то душа-человек. Но меня восхищает именно этот холодец, подлинное лицо России. Россия на сегодняшний день и есть холодец, который она противопоставляет мерзнущей, редко моющейся, голодающей Европе. Героиня стихотворения принимает ванну, нежит в ней свои пяточки (такие люди всегда говорят «пяточки», ведь они этого достойны), а холодец не просто ждет — он именно томится. Он всегда томится.

Она счастлива, что у нее есть студень. Но счастье от студня будет неполным, если не представлять себе картины страдающей Европы. Нет у нее больше нашего газа, того болотного газа, который производит в неограниченных количествах наша болотная субстанция, зыбкая трясина почвенного студня, дрожащее застывшее болото русского бытия, в котором все органические останки сохраняются в похвальной неизменности. Не земля, не вода — болото, и оно так же исправно производит газы, как кишечник, переполненный тяжелой пищей. В студне сидим, студень едим, студнем думаем — и мысли наши зыбки, студенисты, как промежуточные состояния, переполняющие нашу лирику: смесь гордости и стыда, брезгливости и умиления, жажды сбежать и надежды остаться. Студень может вызывать восторг, только если представлять себе обнищавшую, подмерзшую Европу, которая просится к нам на поклон, скулит у дверей: пустите, я тоже хочу такого, как Путин, такого, как студень! Д’заходи, Гейропа, не жалко, накормим, напоим, жизни научим, с собой дадим! Со страшной ясностью вижу эту ванну, в которой она сидит — тоже своего рода студень, сверху вода, внизу мясо, и вода стынет, и вылезти жаль.