Взгляд василиска

– По крайней мере, именно так доложили мне мои осведомители. Сами понимаете, времени провести дознание у меня еще не было.

– Господи, какой стыд… как я теперь буду смотреть в глаза…

– Если вы о Борисе Владимировиче, то не стоит беспокоиться. Он к тому времени уже лыка не вязал и вряд ли что помнит. Что до прочих, то откровенных дураков там не было, а те, что были, проспавшись, несомненно, догадаются, что некоторые подробности лучше забыть.

– А как же…

– Сейчас придет цирюльник и поможет вам привести себя в порядок.

– Право, не знаю, как вас и благодарить.

– Не стоит, мой дорогой. Забота о членах императорской фамилии – одна из обязанностей офицеров отдельного корпуса жандармов.

– А вы за мной следили?

– Ну, не то чтобы следили… Вообще, у меня к вам было дело.

– Слушаю вас.

– Э… может быть, отложим его до другого раза?

– Я в порядке, Александр Платонович. Тем более, полагаю, ваше дело как-то связано с моей ситуацией…

– А вы проницательны. Да, я хотел поговорить с вами о Кейко.

– Говорите.

– Она шпионка, это совершенно точно. И ее бывший хозяин, господин Генри Вонг, тоже.

– Боже мой!

– Ну, не стоит приходить в такое отчаяние. Я вам, кажется, говорил, что вред бывает только от неизвестных шпионов, а из известных вполне можно извлечь пользу. У меня есть план, как это сделать.

* * *

Могучая российская гвардия отправлялась на фронт. Последний раз она участвовала в боях почти тридцать лет назад, во время Русско-турецкой войны, и вот теперь снова пришел ее черед. Части, сформированные из запасников, явно не справлялись с обученными по прусским уставам японцами, и им на помощь решено было отправить элиту элит. Возможно, в этот раз обошлось бы и без них, но трагическая гибель великого князя Кирилла Владимировича возбудила в высших кругах желание решительных действий. Особенную энергию в этом вопросе проявляли родители несчастного Кирилла, командующий войсками гвардии великий князь Владимир Александрович и его супруга. Разумеется, не все в старой гвардии горели желанием отправляться в далекую Маньчжурию, но после того, как генерала N, публично выразившего сомнение в необходимости посылки гвардии, с повышением перевели в Туркестанский военный округ, отказников более не находилось. Впрочем, отправлять всю старую гвардию не стали. Надо же кому-то охранять и священную особу государя.

Выход был найден одним из молодых свитских генералов, наблюдавших за проходившими в столице патриотическими манифестациями. Надо сказать, что вероломное нападение японского флота вызвало во многих подъем верноподданных чувств. Купцы и промышленники жертвовали «на одоление супостата» немалые суммы. Армейские офицеры, а иной раз и нижние чины, заваливали начальство прошениями о переводе в действующую армию. Да что там говорить, патриотизм просыпался иной раз даже в тех людях, от которых его было совершенно невозможно ожидать. Бывало, студенты, прежде известные лишь своим нигилизмом, ходили к Зимнему дворцу, распевая «Боже, царя храни». По донесениям полиции, радикальные элементы при попытках вести антиправительственную пропаганду иногда встречались с таким отпором, что впору было их самих защищать. Многие из патриотически настроенных молодых людей записывались добровольцами в армию, и вот из них и армейцев решено было сформировать добровольческие части. От каждого полка старой гвардии был выделен один батальон, к которому присоединяли сводный батальон армейцев и, разбавив их определенным количеством волонтеров, получали, таким образом, стрелковый полк, подлежавший отправке в Маньчжурию. Примерно так же поступили с гренадерами и молодой гвардией, получив на выходе стрелково-гренадерские полки.

Таким образом, был сформирован корпус, который придворные остряки называли лейб-бурбонским[91], а в народе нарекли Добровольческим. Командовать этим корпусом, к всеобщему удивлению, вызвался сам великий князь Николай Николаевич-младший. Обстоятельства последнего назначения заслуживают отдельного описания. Когда началась эта война и встал вопрос о главнокомандующем, государь спросил у Николая Николаевича, не примет ли тот Маньчжурскую армию, на что тот ответил, что не желает воевать с макаками. Император тогда назначил главкомом Куропаткина, но, как видно, не забыл ответа своего августейшего дяди. Потери, понесенные царствующей фамилией, а более всего успехи, достигнутые сыновьями великого князя Михаила Николаевича, возбудили ревность в генерал-инспекторе российской кавалерии. Однако когда он выразил желание отправиться на фронт, государь вместо ответа посетовал, что никак не может найти командира для добровольцев. И даже подумывает, не удовлетворить ли просьбу о возвращении на службу опального Павла Александровича[92]. Намек был более чем прозрачным, и Николай Николаевич, заручившись обещанием племянника оставить пост командира гвардейской кавалерии за ним, объявил, что никому не уступит чести командовать новообразованным соединением.