Ban Йетс аккуратно прислонил его к стене; Джулиус Артур бегом свернул в Чёрч-стрит и минуту спустя подъехал к тротуару. Юджин испытывал непреодолимое желание повиснуть на первой попавшейся опоре. Он обнял их плечи и обмяк. Они крепко стиснули его между собой на переднем сиденье. Где-то звонили колокола.
— Дин-дон! — сказал он весело.— Рож-ство!
Они ответили взрывом смеха.
Когда они подъехали, дом все еще был пуст. Они вытащили его из автомобиля и, пошатываясь, повели его вверх, по ступенькам крыльца. Ему было очень грустно, что их дружба кончилась.
Где твоя комната, Джин? — сказал запыхавшийся Джулиус Артур, когда они вошли в холл,
Сойдет и эта,— сказал Ван Йетс.
Дверь большой спальни напротив гостиной была открыта. Они повели его туда и положили на постель.
Давай снимем с него башмаки,— сказал Джулиус Артур. Они расшнуровали их и сняли.
Что-нибудь еще, сынок? — сказал Джулиус.
Он попытался сказать им, чтобы они раздели его, положили под одеяло и закрыли за собой дверь, чтобы скрыть его эскападу от семьи, но он утратил дар речи.
Они, улыбаясь, поглядели на него и ушли, не закрыв двери.
Когда они ушли, он продолжал лежать, не в силах пошевелиться. Он утратил ощущение времени, однако его сознание было ясно. Он знал, что должен встать, закрыть дверь и раздеться. Но он был парализован.
Вскоре Ганты вернулись домой. Только Элиза еще задержалась в городе, выбирая подарки. Был уже двенадцатый час. Гант, его дочь и два сына вошли в комнату и уставились на него. Когда они заговорили с ним, он беспомощно залепетал.
— Говори же! Говори! — завопил Люк, кидаясь к нему и энергично его встряхивая.— Ты что, онемел, идиот?
Это я буду помнить, подумал он.
— Нет у тебя гордости? Нет у тебя чести? Вот до чего дошло! — театрально взывал моряк, расхаживая по комнате.
Как он себе нравится! — думал Юджин. Слова у него не получались, но ему удалось иронически забормотать и такт поучениям брата.
— Ту-ту-ту-ту! Ту-ту-ту-ту! Ту-ту-ту-ту! — сказал он, гочно воспроизведя его интонацию.
Хелен, расстегивавшая его воротник, согнулась над ним от смеха. Бен быстро усмехнулся под сведенными бровями.
Нет у тебя этого? Нет у тебя того? Нет у тебя это — Он был окутан этим ритмом. Да, сударыня. Сегодня честь у нас вся вышла, но есть свежий запасец самоуважения.
— А, да замолчи,— пробормотал Бен.— Никто же не умер!
– Пойдите согрейте воды,— сказал Гант профессионально. — Надо очистить ему желудок.— Он больше не казался старым. Его жизнь на одно чудесное мгновение возвратилась из иссушающего сумрака тени. Она обрела здоровую крепость и энергию.
— Не трать порох попусту,— сказала Хелен Люку, выходя из комнаты.— Закрой дверь. Ради всего святого, постарайся, чтобы мама об этом не узнала.
В этом великая нравственная проблема,— подумал Юджин. Его начинало мутить.
Хелен вернулась очень скоро с чайником, полным горячей воды, стаканом и коробочкой соды. Гант безжалостно поил его этой смесью, пока его не начало рвать. Когда пароксизм достиг высшей точки, появилась Элиза. Он тупо приподнял раскалывающуюся голову над тазом и увидел в дверях ее белое лицо и близорукие карие глаза, которые умели сверлить и сверкать, когда в ней просыпались подозрения.
— А? Э? В чем дело? — сказала Элиза.
Но она, конечно, сразу поняла, в чем было дело.
Что ты сказал? — спросила она резко. Никто ничего не говорил. Он слабо ухмыльнулся в ее сторону — несмотря на тошноту и тоску, его насмешило это неуклюжее изображение слепой наивности, которое всегда предшествовало ее открытию. И, увидев ее такой, они все рассмеялись.
О господи! — сказала Хелен.— Вот и она. А мы надеялись, что ты придешь, когда все уже кончится. Посмотри-ка на своего маленького,— сказала она с добродушным смешком, ловко поддерживая его голову широкой ладонью.
Ну, как ты теперь себя чувствуешь, сын? — ласково спросил Гант.
Лучше,— пробормотал он, с некоторой радостью обнаруживая, что онемел не навсегда.
Вот видишь,— начала Хелен довольно ласково, но с угрюмым удовлетворением,— это доказывает, что мы все похожи. У нас у всех есть такая склонность. Это у нас в крови.
Это ужасное проклятие! — сказала Элиза.— Я надеялась, что хоть один из моих сыновей его избежит. Наверное,— сказала она, разражаясь слезами,— господь нас карает. Грехи отцов…
О, ради всего святого! — сердито воскликнула Хелен,— Прекрати это! Он же не умрет. А уроком это ему послужит.
Гант пожевал узкую губу и облизал большой палец, как когда-то.
Сразу можно было догадаться, — сказал он,— что виноватым во всем окажусь я. Да… сломай один из них ногу, было бы то же самое.
Одно точно! — сказала Элиза.— Никто не унаследовал этого с моей стороны. Говорите, что хотите, но его дед майор Пентленд капли никому не позволял выпить в своем доме.
— Черт бы побрал майора Пентленда! — сказал Гант.— У него в доме все ходили голодными.
«Во всяком случае, жаждущими»,— подумал Юджин.
— Забудь об этом! — сказала Хелен!— Сегодня рождество. Хоть раз в году проведем время тихо и мирно!