Она провела его рукой по своим грудям, по животу, между ног.
– Прошу вас обыскать меня так тщательно, как вам будет угодно, – прошептала она и взяла губами мочку его уха.
Император задрожал.
– Если ты не убийца, значит, лазутчица, – проговорил он, отводя голову. – Ты из флота так называемых пилигримов, что зимуют в Задаре?
– Я не знаю, о чем вы говорите, государь, – ответила Чира и зажала его руку между ногами.
Он застонал, но попытался выдернуть руку.
– Ты лазутчица Монферрата, да?
– Я никогда не слышала о Монферрате, государь, – прошептала она и вновь обхватила губами его мочку. Затем лизнула за ухом.
Через мгновение он уже лежал на Чире голый и двигался со всей мочи, а еще через несколько мгновений кончил с громким стоном облегчения и без сил распластался на ней.
Тут же дверь распахнулась и вбежала императрица Ефросинья с двумя рослыми варяжскими стражами. Император даже не поднял голову.
– Спасибо, – бросила императрица. – Алексей, слезай с девчонки, мы отправим ее домой.
Уже словно не замечая Чиру, император скатился с нее и остался лежать на спине, мрачно глядя в золоченый потолок. Императрица подняла лазурное платье Васины, и Чира потянулась к нему.
– Ну уж нет, – рассмеялась Ефросинья, отбрасывая платье в сторону. – Алексей, я дам ей твою ночную рубаху.
Император уже спал.
Ефросинья подняла рубаху и дала Чире.
– Быстро надевай, еврейка. Эти люди отведут тебя в Перу.
Чиру это вполне устраивало, поскольку по плану она должна была перебраться через Золотой Рог в Перу, передать семена калинджи другой ведьме (ИГСОВе из предыдущих Нитей) в еврейском районе города. В прошлых Нитях у нее не было вооруженного эскорта, но он только упростит задачу.
Один из стражей дал Чире шерстяной плащ, и она закуталась. Затем стражи провели ее по лестницам и коридорам, через дворы, сады и коридоры, так что она потеряла направление. Наконец ноздрей коснулся запах моря, и стражи вышли к большим деревянным воротам, открывавшимся в улочку на берегу. Здесь ждала лодка. Два гребца, не произнося ни слова, переправили их через Золотой Рог – глубокую защищенную гавань шириной не больше двух полетов стрелы. Здесь, в тени Галатской башни, располагался холмистый северный пригород Пера.
Гребцы подвели лодку к основанию крутого берега (не к пристани, хотя здесь их было несколько), и стражи перенесли Чиру на берег. Все это время она крепко сжимала мешочек с семенами, следя, чтобы на него не попала морская вода.
– Где твой дом? – спросил один из воинов с тем резким, как будто сердитым акцентом, по которому Чира узнала в нем бритта – они составляли немалую часть варяжской стражи.
Чира переборола озорное желание ответить ему на современном английском и сказала по-гречески:
– Это сразу за синагогой. Мой отец – Авраам бен Моисей. Я вам покажу.
Они двинулись по крутой улочке, узкой, но замощенной и поддерживаемой в хорошем состоянии. Примерно на середине подъема стояла синагога, большое здание с обнесенным стеной садом. Чира повела стражей к рядам деревянных домиков чуть дальше; сейчас, в полночь, все окна были темны. Она указала на дом в среднем ряду.
Один из стражей взял ее за плечи, другой заколотил в дверь.
В самом доме и в соседних поднялась суматоха, в окнах появились свечи. Наконец дверь открылась и показался человек, который по возрасту еле-еле годился Чире в отцы. Он был в темном одеянии, длиннобородый, длинноволосый, в фетровой шапочке. Рядом стояла женщина, очевидно, его жена, в темноте за ней угадывались дети от примерно семи лет до почти взрослых.
– Что вам нужно? – спросил мужчина, опасливо глядя на варяжских стражей.
– Мы привели вашу дочь, – скучающим тоном проговорил страж.
– Кого? – изумился мужчина.
– Вашу дочь, – предостерегающе повторил страж.
– Все наши дочери дома, – ответил мужчина испуганно и растерянно.
Рослый страж шагнул к нему.
– Отречься от дочери, потому что она была с императором, – значит отречься от самого императора, – грозно произнес он. – Либо ты впустишь ее, либо я заберу тебя за оскорбление государя.
Озадаченный мужчина отступил в дом и несколько деревянно поднял руку в приветственном жесте. Другой страж втолкнул Чиру в дверь.
–
Женщина так же механически обняла ее.
И тут Рахиль, старшая дочь (лет семнадцати?), та ведьма, к которой Чира обращалась в других Нитях, ахнула, будто что-то вспомнила или поняла, и проговорила:
– Ах, моя дорогая сестра, как я рада, что ты вернулась!
Она крепко-крепко прижала Чиру к себе и с нажимом сказала младшим детям:
– Разве не замечательно, что наша сестра снова дома?
Они глядели на нее ошалело.
– Притворитесь, будто знаете ее и очень ей рады, – зашипела Рахиль на еврейском.
Дети тут же обступили Чиру и с деланым жаром принялись ее обнимать.
– Император тебя благодарит, – обратился старший варяг к отцу. – Однако императрица просит, чтобы ты впредь не отпускал дочерей далеко от дома.
– Да, конечно, господин, – с трудом выговорил отец.
Другой варяг добавил: