Читаем Взлёт над пропастью. 1890-1917 годы. полностью

Идеи немецкой исторической школы нашли отклик даже в США. Её приверженцами выступила группа учёных из Американской экономической ассоциации, учреждённой в 1885 году. Возглавивший её профессор Р. Эль декларировал: «Мы рассматриваем государство как институт, позитивная задача которого состоит в создании необходимых усилий для прогресса человечества… любая надежда на улучшение индустриальной и социальной жизни останется иллюзорной, если она не будет основываться на прочном фундаменте длительного государственного реформаторства»[314]

. Подобные утверждения резко диссонировали с той обстановкой, которая господствовала в стране, и воспринимались как своего рода вызов либеральным концепциям, утвердившимся в американской элите. Разумеется, ей не по душе пришёлся акцент Р. Эля на морально-этических основах предпринимательства, что прямо напоминало взгляды Шмоллера с его критичным отношением к крупному бизнесу. Другой представитель Ассоциации, Дж. Коммонс, в своих трудах актуализировал социальную политику, что для пропитанной духом индивидуализма американской практики выглядело непривычно. Как исследователь Коммонс тоже сформировался под воздействием немецкой исторической школы[315].

Именно её влиянием объясняется то, что эти учёные впервые в США обратились к изучению рабочего движения и подготовили многотомное издание «Документы индустриального общества», отразившее основные его вехи[316]

. Противостоя индивидуалистическим теориям, они выдвигали институциональный метод, при котором исторический процесс рассматривается не как конкуренция свободных индивидов, а как взаимодействие различных институтов: государственных, общественных, предпринимательских. Достижение разумного баланса между ними признавалось главным условием прогресса. Этот подход стал визитной карточкой направления в американской историографии, за которым закрепилось название «висконсинская школа», поскольку ряд видных её представителей в разные годы преподавали в университете этого штата. Фактически до начала Великой депрессии, то есть до начала 1930-х годов, они оставались на периферии научной жизни США. Положение изменилось с приходом на пост президента Ф. Рузвельта, провозгласившего социальную эру в американской истории. Представителей висконсинской школы стали привлекать в различные федеральные комиссии, поручать им разработку страхового законодательства для рабочих и т. д., и можно сказать, что они подготовили ту почву, на которой оформился «новый курс» Рузвельта. Их идея усиления роли государства в социально-экономической жизни во многом предвосхитила кейнсианство.

В России конца XIX — начала XX столетия немецкую историческую школу как будто игнорировали; кажется, германский опыт абсолютно не затронул отечественную интеллектуальную жизнь. Хотя, как показывает знакомство с источниками, влияние немецкого новоисторического направления было, напротив, весьма сильным и значимым. Представители российского научного мира присутствовали уже на Эйзенахском съезде 1872 года. Речь о молодом ещё тогда М.М. Ковалевском, впоследствии видном участнике общественной и научной жизни. В своих воспоминаниях он воспроизвёл атмосферу того форума, передал энтузиазм, которым буквально горели собравшиеся[317]. Большим поклонником немецкой исторической школы зарекомендовал себя и А.И. Чупров. Этот начинающий московский профессор в 1874 году одним из первых в России издал брошюру, содержащую развёрнутую характеристику нового течения в европейской мысли. Особенно он подчёркивал его противоположность космополитизму либералов и социалистов и примат в изучении конкретного социально-экономического развития[318]

. Чупров до конца жизни высоко оценивал научный вклад немецкой школы, что запечатлено в его неоднократно переиздававшемся труде по истории политической экономии[319]. Близкие взгляды к немецким профессорам разделял И.И. Янжул; его публикации о рабочем законодательстве в разных странах напрямую навеяны деятельностью Л. Брентано, которого тот высоко ценил. Кстати, именно Янжул был среди первых фабричных инспекторов в царской России[320]
. Проводником идей катедер-социалистов в стране считался также и князь А.И. Васильчиков — известный популяризатор кооперативного движения среди городского и сельского населения[321]. Для издателя популярного в России «Вестника Европы» М.М. Стасюлевича лучшей рекомендацией для желавших сотрудничать с журналом являлось знание лекционных курсов Вагнера, Шмоллера и др.[322]

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное