В то же время министр Кривошеин не обделял вниманием и коммерческую ниву. Чувствуя за собой мощную поддержку, он распорядился с каждого подписывающего у него в ведомстве контракт взыскивать многотысячные суммы на общеполезные, по его понятиям, нужды. С одного из таких контрагентов — англичанина Юза, владельца обширных каменноугольных копей и металлургического завода — потребовали сбор в 50 тысяч рублей. Тот согласился заплатить только 10 тысяч, и в контракте ему было отказано[541]
. Другого подрядчика-иностранца, не внёсшего наложенного на него платежа, Кривошеин прямо обвинял в том, что зарубежный бизнес нацелен на одну лишь наживу и не желает ничего делать в пользу России[542]. Эти эпизоды получили огласку, последовали жалобы. Вдобавок ко всему Кривошеина уличили как крупного карточного игрока в игорных домах Петербурга[543]. Госконтроль установил, что в имение министра за казённый счёт проведена железнодорожная ветка, а также выявил раздачу выгодных подрядов: по снабжению — Струкову (брату кривошеинской жены), по издательским делам — Мещерскому. Кривошеин всё отрицал, а назначенная комиссия сенатора В.Р. Завадского не подтвердила выдвинутые обвинения, заявив, что их следует снять[544]. Глава МВД Дурново усердно защищал своего друга, называя всё происходящее клеветой и при этом постоянно напоминая о том, что порядочность Кривошеина может подтвердить министр финансов Витте, также приложивший руку к его назначению[545].Очевидно, у госконтролёра Т.И. Филиппова не хватило аппаратного веса противостоять руководителю МПС и его высокопоставленным друзьям. Но тут для них наступил форс-мажор: скоропостижно скончался император Александр III, что привело к серьёзной перегруппировке в верхах. На первые роли стремительно выходит Сольский, установивший прочные и доверительные отношения с Николаем II в ходе заседаний комитета по проведению Сибирской магистрали: туда его привлёк вице-председатель комитета Бунге[546]
. По инициативе руководителя департамента экономии Госсовета (т. е. Сольского) созывается более представительная комиссия, куда входит сенатор Завадский со своим наработками[547]. Теперь прежние обвинения были полностью подтверждены. Осведомлённый главный редактор «Биржевых ведомостей» С. Пропер в своих мемуарах прямо указывал: такой поворот стал возможен исключительно благодаря вмешательству Сольского[548]. В узких кругах «его уважали, побаивались», за ним, как прекрасно разбиравшимся в хитросплетениях различных смет, числилось немало раскрытых афер. Только он никогда не спешил во всеуслышание трубить об обнаруженных махинациях, нагнетая скандалы[549]. Но вот в отношении Кривошеина было решено поступить иначе, поскольку речь шла не просто о подрыве позиций клана, заправлявшего в последние годы правления Александра III, а о формировании нового политического вектора. Патриарха российских реформаторов сразу поддержал Бунге, высказав своё мнение Николаю II[550]. Интересно, что это дело напрямую коснулось и Витте. Тот протежировал брату своей жены И.Н. Быховцу, который из рядового техника шоссейных дорог превратился в крупнейшего железнодорожного подрядчика. Начало этому положил сам Витте, когда непродолжительное время занимал пост министра путей сообщения. Продолжил уже Кривошеин, одаривший родственника министра финансов выгодными контрактами на проведение крупной ветки Пермь — Котлас. В результате Быховец, слабо смысливший в железных дорогах, сказочно обогатился, переселился на фешенебельную Миллионную улицу в Петербурге рядом с Зимним дворцом, завёл несколько автомобилей[551]. Государственный контролёр Филиппов, зная о делах Быховца, предлагал распутать все его нарушения, что наверняка затронуло бы и Витте. Однако это уже не было поддержано Сольским, «похоронившем» обвинения госконтроля[552].