Взломщик устриц

Этим вечером ресторан закрыт, потому что в школе родительское собрание. Ты бреешься на кухне, ты никогда не поднимаешься в ванную на втором этаже. Рядом с туалетом для клиентов ты смастерил душ. Но часто ты моешься просто в раковине. Ты пообещал, что научишь меня бриться. Пока что у меня от взрослого только прыщи на подбородке и на лбу. Ты вспениваешь помазком крем для бритья. Как будто белки взбиваешь. Мне нравится держать на ладони твою безопасную бритву, ты обращаешься с ней так же деликатно, как со своими кухонными ножами. Ты бреешься просто и аккуратно, твои выверенные движения нарушает только звук воды, когда ты промываешь бритву. Я восхищаюсь твоими спокойствием и сноровкой, пока по транзистору передают новости. Когда ты так стоишь перед подвешенным к этажерке зеркалом, голый по пояс, мне кажется, что у нас все будет хорошо. Ты — мой отец-забияка, хозяин ресторана, у тебя золотые руки.

Ты говоришь, чтобы я подошел.

— Повернись-ка. — Ты намыливаешь мне шею и делаешь несколько четких движений бритвой. — Ну вот, у тебя пару волосков отросло, надо было убрать.

Мне нравятся и пена, и металл. Я тоже хочу бриться, хочу, чтобы ты дал мне помазок и бритву. Но ты обычно повторяешь: «Торопиться некуда». Зато Люсьен позволяет мне ездить на своем мопеде за хлебом.

Ты надел белую рубашку, которую погладила Николь. Мы идем пешком. Ты останавливаешься и закуриваешь:

— Ты в лицее какое направление выбрал?

Я давно жду, когда ты задашь мне этот вопрос, он жжет мне душу, как горячая картошка руки… Чем короче отвечу, тем лучше:

— Я хочу быть поваром.

Огонек зажигалки все не гаснет, твое лицо напряжено. Повернувшись ко мне, ты грустно произносишь:

— Сынок, не надо… — И яростно затягиваешься.

— Почему? У меня плохо получается?

— Хорошо получается.

— Тогда почему?

— Я обязан был руками работать. А у тебя есть шанс выучиться.

— Но я с тобой учусь.

Ты вздыхаешь:

— Да, но не по книгам.

Звук наших шагов отдается на мостовой. Мне холодно. Я засовываю руки в карманы. Ты обнимаешь меня за плечи:

— Знаешь, когда я начал работать в булочной, то был еще таким маленьким, что мог бы в чан с тестом упасть. Спину надрывал, таскал мешки с мукой. Руки обжигал, когда золу из печей выбирал. Так что ходи в школу до упора. Чтобы не оказаться на заводе или не ворочать мешки с цементом. Выбери хорошую профессию.

— Но повар — хорошая профессия.

— Нет, парень, ты ошибаешься. Ошибаешься, потому что ты со мной и с Люлю. А ты сходи куда-нибудь в другое место. Все орут, дерутся, напиваются в хлам, а поварята бегают туда-сюда, из сил выбиваются. И потом — времени на жизнь не остается, ты на ногах с семи утра до полуночи. Даже если дела идут хорошо, ты все время нервничаешь — вдруг никто не придет, вдруг официанты налажают, вдруг мясо плохо прожарилось.

— Но я люблю готовить.

— Не делай из этого смысл жизни, иначе капут. Выбери хорошую профессию.

— А какая профессия — хорошая, по-твоему?

Он идет и загибает пальцы:

— Бухгалтер, чертежник, инженер, врач, железнодорожник, учитель. Госслужащий — вот отличная штука, ты всегда с работой и никто тебя просто так за дверь не выставит, как частников.

— Габи говорит, что нужно быть свободным, нужно делать то, что хочется. И что все госслужащие — рабы.

— Габи на все наплевать, потому что он воевал, утром просыпался и не знал, доживет ли до полудня.

— Но ты тоже воевал!

— То была не наша война. Я не свою страну защищал. Ладно, давай сменим тему.

Мы подходим к школе одновременно с нашей классной руководительницей. Отец неловко пожимает ей руку и говорит:

— Я отец Жюльена.

Как будто без этого непонятно.

7

Я в очередной раз провожу линию на кальке. Нужно начертить крепление мотора. Я набрасывал его карандашом и кучу раз стирал, потому что никак не могу вычертить перспективу. Ручка мне не поддается. Я столько раз скреб лезвием, что проделал на кальке дыру. Я выхожу из себя и рву рисунок. Снова начинать не хочется, потому что мне совершенно не интересно черчение, а в лицее мы только этим и занимаемся. Мы в синих рабочих халатах, и на спине у меня один товарищ нарисовал Друпи[58], что абсолютно точно передает мое отношение к занятиям в техническо-математическом классе лицея. Я выбрал учебу в этот чудовищном бетонном здании, затерянном на задворках города, по одной причине — я рассчитывал, что отец передумает и перестанет навязывать мне эти занятия, а я смогу пойти в кулинарный техникум. Но ходить сюда каждый день — это просто кошмар. Когда я оставляю велосипед у здания и смотрю на окна цеха, у меня возникает только одна мысль — надо держаться.