И я здесь
Твой весь
Лишь скажи
Что и ты
Тоже ты
Здесь ты
Ну вы что
Монсьер
Му-чить вас?
Не могу
Я вас все-лен-ски
Я вас так
Черт ну!
Вуа-ля!
Voila!
Смейся, рай!
Ад, ры-дай!
Это ты
Это я
Ад, катись,
Рай приблизь.
Будем мы
Свя-ты
И честны
И чис-ты
Мы уй-дем
Вот так да!
Так и я
Так и ты
Свистну
Бо-ти-нок твой
По при-гор-ку
Побе-гу
До-го-ни!
Пой-май!
О твой смех
Мой смех
Де-точ-ка
Крис-та-бель
Мон-сьер
БортпроводниКЪ
Пей
Ты
На
Пей
До
Дна
Со мной
Пей
И ты
Тоже на
Залпом пей
До дна!
И в пляс!
Эй, постой!
По одной
Еще? Еще!
За наше здо-ро-ви-е!
За нашу любовь-«И»-«Е»
До дна!
До дна!
Все, все, все
Все – в пляс!
Пьем шам-пань
Пьем вино
Воду пьем –
Все одно
Изумруд-но-е
Все вок-руг
Взгля-ни
Нав-сег-да «А.Е.»
Нав-сег-да «Е.И.»
Глава 12.
Immer Zusammen
16(Ф.Кафка, «Письма к Фелиции»)
Всё позади. Больше никаких терзаний. Мы вместе, я и Дантес. Мы ушли. Мы
поселились в гостинице в центре Большого Города, на неделю, пока не найдем себе
отдельное жилье.
Дантес написал мне незадолго до этого: «
И я ответила ему:
Той ночью, когда мы съезжаемся под одну крышу, меня ставят в первый стажерский
рейс. Я прилетаю утром, но утром в рейс ставят Дантеса. Я захожу в магазин, покупаю
фоторамку. Он приходит вечером, принося розы (вновь пошлятина, но соответствует
моменту). Я поворачиваю ключ в замке, захожу в наши апартаменты, и вижу, впервые
вижу стопку Дантесовских футболок, его воск для волос на полке в ванной комнате, его
ботинки в прихожей. Улыбаюсь футболкам, воску, ботинкам.
За сутки до этого мы с Б. в последний раз сидим на кухне, я реву в пепельницу и
умоляю его сделать хоть что-нибудь, прочитать, в конце концов, мою книгу, почему ему
неинтересно мое творчество? Муж отвечает, что в его проявлениях любовь выглядит
немного иначе, кто же, к примеру, позаботится о том, чтобы у меня был завтрак, кто купит
мне журнальчики, кто будет ухаживать за мной, когда я простужусь. Не надо, говорю я,
мне это никогда не было нужно. Ни молочных ломтиков, ни аспирина, ни модной
периодики – прочитай, пожалуйста, мою книгу! Пойдем на концерт органной музыки! Б.
спокойно смотрит на меня: «Мне это неинтересно!» Тогда уже ничего не попишешь. И я
собираюсь прочь.
Дантес оставляет Алоизе записку «я ушел», пока она на работе, и переезжает в
гостиницу. У него все происходит куда тише, без душещипательных сцен. На третий день
жена пишет ему, что ждет, когда он заедет за своими остальными вещами.
Так мы, наконец, остаемся вдвоем.
Вдвоем, полуночные, на крыше главного здания Города, пришпиленные иглой Собора
к сизым ночным облакам.
Варим кофе и глинтвейн, ходим ночью гулять к Кафедральному Собору, смотрим
фильмы Линча, ездим в аэропорт на автобусах, замачиваем наши белые рубашки, две
Монсьера и одну мою, стираем их, выжимаем, вывешиваем сушиться, гладим их. Мы
16 Нем. «Всегда вместе»
бродим по большим мертвым торговым центрам, примеряя очки Prada и Ferre, мечтаем,
что, когда будем много получать самостоятельно, купим их себе. Отныне время
принадлежит только нам. По вечерам я что-то печатаю в своем ноутбуке, потому убираю
его на стол, чтобы заварить чай, Дантес меня опережает, он приносит две кружки чая,
ложится на диван и кладет голову мне на колени, и я вынуждена убрать ноутбук с колен,
перестать печатать. Мы засыпаем тихо, вымученно после полных забот дел (надо купить
чайник, френч-пресс, приборы, посуду – в новую квартиру, бог мой, на что же все это
покупать?). Мы тихо разговариваем, тихо ступаем по мраморному полу, тихо выходим в
холл курить. Однажды мы бежим через всю старую часть Большого Города, чтобы к
шести часам вечера успеть занести шесть авторских экземпляров романа Аякса моему