X-avia

- Ты чувствуешь? – я выдохнула дым в сторону.

- Ты что, издеваешься? – рассмеялся Дантес, и, забрав у меня сигарету, таинственно

понизил голос, - да я в жизни не чувствовал себя более счастливым, Кристабель.

Расписание занятий на август заняло всего половину листа формата А4, при одном

взгляде на который мои морские и монсьеровы угольные глаза наполнились слезами

предчувствия скорой разлуки.

Мы обнаглели до такой степени, что гуляли за руку по всем тенистым аллеям и

бульварам Большого Города, уже не оглядываясь в судороге паники за спину, уже не

пугаясь внезапных телефонных звонков. Почему должно быть страшно, когда все, в

общем-то, уже решено? Мы сели в пролетку и поехали прямиком в Кафедральный Собор,

вместе, вдвоем, Дантес и я.

По дороге встретили одну девочку из «Schmerz und Angst», она всеми правдами и

неправдами пыталась выяснить, что же нам понадобилось в Кафедралке, ведь в августе

храм всегда ремонтируют. Она подумала, будто мы врем. Спросила, не живу ли я

случайно в том же районе. Вы едете домой к Кристабель, да? О боги! Мы, очевидно,

только и можем, что обивать пороги засекреченных квартир или мотелей на час,

достойнее же о нас никто не может подумать! Нет. Мы едем в Собор. У нас именно там

есть неотложные дела. И наша знакомая, недоумевая, тщетно пытаясь прощупать медную

проволоку высоковольтной интриги, поехала дальше своей дорогой.

Вблизи шпиль, подернутый плывущими по голубому атласу облаками, норовил вот-вот

рухнуть прямо на нас. Тяжелые двери, выщербленные ступеньки, на которые, по слухам,

всегда сплевывал сам дьявол. Готическая розетка, этот каменный цветок-часослов,

подмигивающие горгульи – они всегда были нашими друзьями.

О, величественное сооружение, из глубины веков нас благословляющее здание!

Единственное, что уцелело этим пожарно-жарким летом! Ты, ледяной гранит, поведай

нам о таинствах и ритуалах, о средневековом полудне и ратуши, и базарном времени

грязных порогов! Доверь нам, Кафедральный Собор, свою в стены впетую латынь, и

лицезрей нас, так трепетно снизу на Тебя взирающих! Узри нас, еретиков, по раскаленных

будней мостовой размазанных преступников, и отпусти грехи наши, Отче Наш, хранитель

Большого Города, Страж и Покровитель, наш Кафедральный Собор! И Ты, о Шило

Небесное, Шпиль, донеси наши молитвы и клятвы до самого Последнего Неба выше и

быстрее всех самолетов!

Мы поднялись по вычищенным от дьявольской слюны ступеням, мы зашли, мы

окунулись в прохладу и сырую пыль.

Внутри Собора шла реконструкция, все было в строительных лесах. Наши шаги гулом

отдавались под острым сводом. Рассмотрели цветастые витражи. Потрогали скамейки для

прихожан, а вон, глянь наверх, меха органные, трубы, вот здорово! «Монументально» и

«фундаментально». Собор – убежище, Собор – вертикаль духа, Собор – игла. Это одно из

трех моих любимых слов. «Кафедральный». Еще мне нравятся слова «телеграфный» и

«литографский». Ну, и немножко – «метафизика». Мы пошли вперед, где-то на высоте, в

полом и тесном теле Шпиля строители громыхали своими инструментами, они поднимали

по веревке банки с краской, валики и кисточки.

Мы подошли к алтарю. Двадцать пальцев четырех рук скрестили перед высящимся

подле нас крестом.

- Клянусь, что люблю тебя, и буду любить вечно, пока смерть не разлучит нас, - начал

Дантес.

- Клянусь, что люблю тебя, и никогда не разлюблю, пока смерть не разлучит нас, -

закончила я.

Кто-то из бригады наемных рабочих накрывал полиэтиленом исповедальню, дабы на

нее не попала случайно краска. Мы расцепили руки.

- Разбей меня, - прошептал И., наклонившись ко мне через алтарь.

- Ты неправильно просишь. Ты должен говорить: «Zerbrich mich»11. Только в таком

варианте фраза звучанием достигает своего смыслового накала. Произнеси это «цэрбрихь

михь», и сам услышишь пока еще даже не существующий хруст.

Мы выползли на солнышко. Я прихватила программку завтрашнего концерта органной

музыки, подбивая Дантеса составить мне компанию, на все лады превозносила дар

Моцарта и Баха. Мой возлюбленный был на грани отчаянья, ведь пожертвование

составляло не меньше половины его стипендии в авиакомпании, а еще надо на вечер

купить еду, какой уж тут концерт. Я страшно обиделась. Как можно вообще покупать

пищу, тратить деньги на какую-то жрачку, если в Кафедральном Соборе завтра будут

играть Баха и Моцарта?

- Ты не духовен! – я вскочила со скамейки на площади перед Собором, - ты такой же

бюргер, как и все!

- Я не могу быть бюргером, - возразил Дантес, - так как я не горожанин, а житель

окраин.

- Все равно! – не унималась я, - ты мещанин! Крестьянство в электричках! Ты… Ты –

БЫДЛО, вот ты кто!

Наступила затяжная пауза.

- Окей, - протянул И., - как скажешь.

- Просто я не понимаю, как можно, выбирая между пельменями в морозилке и живой