Известно, что страны, о которых идет речь, осуществляют антиимпериалистическую внешнюю политику, резко ограничивают (иногда — явно преждевременно) рост частного капитала, проводят, правда не всегда последовательно, реформы, цель которых — улучшить положение трудящихся, словом, держат курс на модернизацию архаических социальных структур, на форсированное преодоление вековой отсталости. И при благоприятных условиях (общий рост авторитета и могущества мировой системы социализма, расширение контактов с отдельными социалистическими странами, умная политика местных коммунистов и т. д.) — все это открывает реальный путь к социализму. Но силы традиции настолько велики, исходные рубежи для движения к социализму настолько слабы, что не менее реальны и другие возможности.
Во-первых, не исключен поворот к капитализму — поворот, за который активно борются внутренняя реакция и международный империализм. И во-вторых, — о чем уже шла речь выше, — не исключено появление нового типа социального организма, для которого пока еще нет ни названия, ни „места“ в теории. С точки зрения всемирно-исторической такое общество будет иметь переходный, неустойчивый характер. Внутренние противоречия, объективное воздействие подлинно социалистических сил извне рано или поздно расшатают и взорвут его. Однако этот процесс может занять длительное время и привести в перспективе к обострению противоречий между Севером и Югом, между „богатыми“ и „бедными“ районами мира, что в свою очередь может оказать негативное воздействие на развитие мирового социализма.
…Деградация социализма в Китае, если она будет прогрессировать, может занять длительный отрезок времени, пройти через множество промежуточных ступеней, сопровождаться колебаниями, шатаниями, борьбой внутри руководства, стихийными выступлениями масс, новыми авантюрами во внешней и внутренней политике. Несомненно одно — трагедия китайского народа самым отрицательным образом сказалась бы на развитии мирового революционного процесса.
Преждевременно говорить о каких-либо конкретных политических акциях с нашей стороны, которые будут реакцией на возникновение принципиально новой ситуации. Но, чтобы не быть застигнутым врасплох, было бы полезно, не откладывая, заняться научным, глубоким, обстоятельным анализом состояния и тенденций развития китайского общества, а также проблем некапиталистического развития в целом. Не исключено, что такой анализ, как и сам ход событий, приведут к выводам, отличным от изложенных выше. Не исключено, что они полностью или частично будут подтверждены. Но именно для того, чтобы получить определенный результат, иметь научно обоснованную концепцию, следовало бы начать работу в этом направлении».
Нынешнему читателю мой opus покажется наивным. Но он писался в заданной и жесткой идеологической системе координат. И в той системе координат попытка обосновать возможность социальных организмов, не предусмотренных марксистской теорией, имела смысл. Имеет она смысл и сегодня. Давайте спросим себя: в каком обществе мы живем?
А теперь — о Брежневе, каким я его видел.
Я работал с двумя Брежневыми. Здоровым и больным. Это — разные люди. Тут можно делать кучу оговорок, уточнений и т. д. — человек-то все-таки один. И все же я настаиваю — разные были «человеки».
Брежнев, с которым я познакомился в октябре 1964 года, был энергичным, жизнерадостным человеком. И человеком далеко не глупым. Во всяком случае, несравненно умнее тех, кто нынче склонен изображать в карикатурном виде «творца застоя». Скажу больше: требовался недюжинный ум, чтобы столь длительное время возглавлять одну из двух «сверхдержав».
Плохо было с образованием. Формально — высшее (металлургический институт). По существу — все же ближе к уровню знаменитой ЦПШ (церковно-приходская школа). Но не было комплексов, не стеснялся сказать: «Не знаю», не стеснялся задавать вопросы. Я, кажется, уже упоминал об обмене «конфронтации» на «боровую дичь»…
Книг не читал. Книгами для Брежнева служили люди, специалисты, эксперты, с которыми он встречался и беседовал. Он был хорошим собеседником — умел слушать. Умел располагать к себе людей вниманием, вовремя заданным вопросом, интересом к содержанию беседы. И умел воспринимать аргументы.
Исходя из этих качеств Брежнева, из его контактности, мы как-то решили попробовать организовать его встречу с Сахаровым. Нам казалось, что такая встреча помогла бы снять напряженность между Сахаровым и властью и вывести на какой-нибудь modus vivendi, устраивающий обе стороны. Брежнев не возражал. Даже проявил интерес. Но решил «посоветоваться» с Сусловым. И Суслов, как мы и боялись, отсоветовал.