Читаем XX век как жизнь. Воспоминания полностью

Известно, что страны, о которых идет речь, осуществляют антиимпериалистическую внешнюю политику, резко ограничивают (иногда — явно преждевременно) рост частного капитала, проводят, правда не всегда последовательно, реформы, цель которых — улучшить положение трудящихся, словом, держат курс на модернизацию архаических социальных структур, на форсированное преодоление вековой отсталости. И при благоприятных условиях (общий рост авторитета и могущества мировой системы социализма, расширение контактов с отдельными социалистическими странами, умная политика местных коммунистов и т. д.) — все это открывает реальный путь к социализму. Но силы традиции настолько велики, исходные рубежи для движения к социализму настолько слабы, что не менее реальны и другие возможности.

Во-первых, не исключен поворот к капитализму — поворот, за который активно борются внутренняя реакция и международный империализм. И во-вторых, — о чем уже шла речь выше, — не исключено появление нового типа социального организма, для которого пока еще нет ни названия, ни „места“ в теории. С точки зрения всемирно-исторической такое общество будет иметь переходный, неустойчивый характер. Внутренние противоречия, объективное воздействие подлинно социалистических сил извне рано или поздно расшатают и взорвут его. Однако этот процесс может занять длительное время и привести в перспективе к обострению противоречий между Севером и Югом, между „богатыми“ и „бедными“ районами мира, что в свою очередь может оказать негативное воздействие на развитие мирового социализма.

…Деградация социализма в Китае, если она будет прогрессировать, может занять длительный отрезок времени, пройти через множество промежуточных ступеней, сопровождаться колебаниями, шатаниями, борьбой внутри руководства, стихийными выступлениями масс, новыми авантюрами во внешней и внутренней политике. Несомненно одно — трагедия китайского народа самым отрицательным образом сказалась бы на развитии мирового революционного процесса.

Преждевременно говорить о каких-либо конкретных политических акциях с нашей стороны, которые будут реакцией на возникновение принципиально новой ситуации. Но, чтобы не быть застигнутым врасплох, было бы полезно, не откладывая, заняться научным, глубоким, обстоятельным анализом состояния и тенденций развития китайского общества, а также проблем некапиталистического развития в целом. Не исключено, что такой анализ, как и сам ход событий, приведут к выводам, отличным от изложенных выше. Не исключено, что они полностью или частично будут подтверждены. Но именно для того, чтобы получить определенный результат, иметь научно обоснованную концепцию, следовало бы начать работу в этом направлении».

Нынешнему читателю мой opus покажется наивным. Но он писался в заданной и жесткой идеологической системе координат. И в той системе координат попытка обосновать возможность социальных организмов, не предусмотренных марксистской теорией, имела смысл. Имеет она смысл и сегодня. Давайте спросим себя: в каком обществе мы живем?

* * *

А теперь — о Брежневе, каким я его видел.

Я работал с двумя Брежневыми. Здоровым и больным. Это — разные люди. Тут можно делать кучу оговорок, уточнений и т. д. — человек-то все-таки один. И все же я настаиваю — разные были «человеки».

Брежнев, с которым я познакомился в октябре 1964 года, был энергичным, жизнерадостным человеком. И человеком далеко не глупым. Во всяком случае, несравненно умнее тех, кто нынче склонен изображать в карикатурном виде «творца застоя». Скажу больше: требовался недюжинный ум, чтобы столь длительное время возглавлять одну из двух «сверхдержав».

Плохо было с образованием. Формально — высшее (металлургический институт). По существу — все же ближе к уровню знаменитой ЦПШ (церковно-приходская школа). Но не было комплексов, не стеснялся сказать: «Не знаю», не стеснялся задавать вопросы. Я, кажется, уже упоминал об обмене «конфронтации» на «боровую дичь»…

Книг не читал. Книгами для Брежнева служили люди, специалисты, эксперты, с которыми он встречался и беседовал. Он был хорошим собеседником — умел слушать. Умел располагать к себе людей вниманием, вовремя заданным вопросом, интересом к содержанию беседы. И умел воспринимать аргументы.

Исходя из этих качеств Брежнева, из его контактности, мы как-то решили попробовать организовать его встречу с Сахаровым. Нам казалось, что такая встреча помогла бы снять напряженность между Сахаровым и властью и вывести на какой-нибудь modus vivendi, устраивающий обе стороны. Брежнев не возражал. Даже проявил интерес. Но решил «посоветоваться» с Сусловым. И Суслов, как мы и боялись, отсоветовал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш XX век

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное