XX век как жизнь. Воспоминания

Нам не повезло. Мы были еще слишком молоды, когда случился XX съезд партии. И поэтому не смогли превратить «оттепель» в весну. Мы были уже слишком старыми, когда началась перестройка. И поэтому, вытащив перестройку, вытащив демократию и гласность, мы не смогли предотвратить развал и хаос.

Нам осталось писать мемуары. Чтобы наши дети и наши внуки лучше поняли наше время, а значит — и нас.

Все мы герои и все мы изменники.Все, одинаково, верим словам.

Что ж, дорогие мои современники,Весело вам?

Каждое поколение должно само ответить на этот вопрос, который задал себе, нам и всем Георгий Иванов.

А теперь расстанемся с 60-ми. Вторая молодость уходит в автобиографию.

Третья молодость

1972–1991

Итак, позади — три университета. Впереди — третья молодость. Наверное, у каждого она бывает разная. У меня это время относительной свободы (все-таки «Известия» — не ЦК КПСС, а журналист — не чиновник). Время, когда я перестал быть «ответственным работником», да еще и певцом за сценой. И, значит, время, когда люди могли судить, чему я научился, что я хочу и могу делать. Время, когда жизнь уже не была сплошь голубой и зеленой, но яркие краски еще преобладали.

Чем большим числом степеней свободы обладает объект (в данном случае — я), тем труднее обозначить его, создать его биографию. В речевой системе координат («речь на праздник, речь на пленум, речь на съезд…») можно было, двигаясь в кильватере оратора, листать год за годом. Теперь кильватерный след отсутствовал. И трудно было плести одну хронологическую нить.

Получилось несколько блоков.

Главный — собственно «Известия» в разных планах. Плюс внедрение в телевидение. Потом — «отхожие промыслы», возвращение в Завидово, дополнительные штрихи к портретам Брежнева и Андропова. Наконец, желанная перестройка, которая не захотела считаться с желаниями ее инициаторов.

«Известия» как судьба

В те времена «Известия» еще ассоциировались с Аджубеем. Напомню нынешнему читателю, что Алексей Иванович Аджубей был женат на Раде Никитичне Хрущевой. Понятно, что это облегчало ему жизнь и работу. Да и сам он был умен, энергичен, с чутьем и повадками настоящего журналиста. Он превратил «Известия» в лучшую газету Советского Союза. Собрал — за малым исключением — коллектив единомышленников, людей неравнодушных, умеющих писать и уважающих тех, для кого они пишут. Близость к власти портит, и Аджубея иногда заносило. Но как бы то ни было, он делал хорошую газету.

Вслед за Хрущевым сняли и Аджубея. Руководящие завистники сладострастно улюлюкали. Даже намеревались выслать его из Москвы. Кажется, Брежнев не разрешил это сделать. Аджубея определили в журнал «Советский Союз» заведовать отделом очерков. Без права печататься.

Газету корежило, мотало из стороны в сторону, чуть ли не дустом ее посыпали, но пока оставались аджубеевцы, аджубеевский дух был неискореним. Так что мне повезло.

Толкунов, который в 1965 году сменил краткосрочного Степакова (он командовал газетой с 14 октября 1964 года по 21 мая 1965 года), был максимально тактичен.

— Осмотрись, потолкайся тут среди людей, почувствуй атмосферу. Когда созреешь, пиши.

Осматривался я месяца полтора. Толковал с известинцами, многих из которых знал раньше. Часто сидел в кафе «Север» недалеко от «Известий». Пил свой любимый напиток — шампанское, ел мороженое и думал грустную думу. Все-таки обидно, когда тебя выбрасывают без всяких объяснений. Строго говоря, слово «выбрасывают» не совсем подходит. «Политические обозреватели» — их тогда было семь — входили в номенклатуру секретариата ЦК КПСС[13]. Зарплата выше моей цековской — 500 рублей. Да еще гонорары! И все равно обидно.