Читаем XX век как жизнь. Воспоминания полностью

А после XXVI съезда КПСС стали как бы прикреплять к конкретным организациям. Для разъяснения политики партии. У меня был Курский вокзал. Точнее, «Курская дуга» на этом вокзале. Так назывались всякие «точки» услуг и сервиса, расположенные по дуге на втором этаже. Собирались мы в сапожной мастерской. Подтягивались часовых дел мастера, скорняки, не помню, еще кто-то. Иногда вокзальное начальство приходило. Разговаривали за разнообразную жизнь.

Все это хождение в народ было чрезвычайно полезным для меня. Видел, как живут люди, что их заботит, беспокоит. И чем больше было вопросов, на которые я не мог ответить, тем чаще приходилось задумываться самому. А беда в том, что чем чаще думаешь, тем труднее писать. Тем более в «Известия», тем более когда от тебя ждут правду.

Или — как минимум! — не ждут лжи.

Говорить правду всегда было сложно, а часто — и невозможно. Не лгать — было легче. А между — тысяча всяких и всяческих нюансов.

1 сентября 1983 года. Утром позвонил Андропов и сказал, что уезжает в отпуск, и — в продолжение нашего разговора — просил к возвращению приготовить записку по национальному вопросу. Вечером, еще до программы «Время», домой позвонил немецкий журналист Уве Энгельгарт. Был очень взволнован. Сказал, что советские летчики сбили где-то возле Сахалина корейский пассажирский самолет. Почти кричал: «Идет пропагандистское цунами!» Просил связаться с руководством и сказать, что нужна максимальная серьезность и честность.

Я так и не понял, что же мне надлежит делать. Подошло «Время». ТАСС заявил, что какой-то самолет нарушил границу, на предупреждения не обращал внимания и «продолжал полет в сторону Японского моря».

Утром по зарубежной информации становится ясно: самолет нарушил границу, самолет был пассажирский, мы его сбили. Звонил Горбачеву, Крючкову, Александрову. Никого не застал.

3-го публикуется очередное заявление ТАСС. И опять «в сторону…». Моя позиция: пока не извинимся, писать ничего не буду.

4-го появляется редакционная в «Правде». Ругает американцев. Газета продолжает гнуть в сторону «исчезновения неопознанного самолета».

5-го, в воскресенье, вел «Международную панораму». О самолете не говорил. Лапин заочно гневался. Позвонил ему. Отбивался тем, что новой информации не было, а старую все знают. Ответ Лапина: «Я вам не навязываю свою точку зрения, а излагаю ее».

Подготовили с Шишлиным формулу извинения. С подачи Черненко она вошла в заявление правительства. Опубликовал: «Трагедия в небе и преступление на земле». В рабочей тетради три урока.

1. Сразу сообщать факты, а не ждать, когда надавят.

2. Разрабатывать систему аргументов, а не ругаться.

3. Советоваться со специалистами.

Ну прямо по Маяковскому: скрипка и немножко нервно. Нервировала и неопределенность вокруг главного редактора. После Алексеева вернулся встреченный овацией Толкунов. Но все время ходили слухи о его выдвижении. Слухи стали реальностью в апреле 1984 года. Толкунова забирали в Верховный Совет. И сразу суета и сумятица вокруг открывшейся вакансии. Назывались самые невероятные кандидатуры вплоть до откровенных сталинистов Севрука и Косолапова. Назывались Черняев, Игнатенко, Капто (из Киева), Яковлев А. Н. И наш Ефимов. Я агитировал за Ненашева. Даже с Горбачевым говорил на эту тему (он поддержал). Но партийная верхушка боялась Ненашева — «неуправляем». В конце концов из «Правды» перевели Ивана Дмитриевича Лаптева — заместителя главного редактора. Известинцы переживали: почему «варяга»? Но Лаптев оказался вполне на месте.

В те времена журналисты обычно не брали интервью у журналистов. Но я был вроде бы не совсем журналистом, не только журналистом. И мне коллеги задавали вопросы. Два примера.

Журнал «Журналист» интересуется тем, какое профессиональное качество особенно необходимо журналисту в современных условиях. Отвечаю:

— По-моему, любому журналисту в любых условиях «особенно необходимо» знать свое дело. То есть, во-первых, знать то, о чем он пишет, и, во-вторых, уметь писать. А дальше начинается журналистика. Занятия ею предполагают наличие совести, мыслей и мужества.

Совести — чтобы было стыдно работать плохо.

Мыслей — чтобы было что сказать людям.

Мужества — чтобы иметь совесть и мысли. Оставаться самим собой.

И вопрос газеты «Черноморская здравница»: «Любопытно хотя бы одним глазком заглянуть в вашу творческую лабораторию. Судя по вашим выступлениям в газете и в „9-й студии“, вы с завидной легкостью ориентируетесь в водовороте международных событий. Но ведь и непосвященному понятно, что за такой легкостью стоит большой труд…»

Отвечаю:

Перейти на страницу:

Все книги серии Наш XX век

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное