— Когда мы говорим, что важнейшие решения в области внешней политики братских стран принимаются после совместного обсуждения и консультаций, это понимается как вмешательство во внутренние дела.
— Имея в виду Чехословакию, сказать Западу, что не удастся врагам вырвать из социалистического лагеря ни одно звено.
— Там, где речь идет о Ближнем Востоке, сказать о сионизме.
— И последнее. Может быть, где-то нужно кратко порассуждать, что кое-кто пытается указывать нам, Советскому Союзу, где и как нам плавать, где и как нам ходить. Мы — великая держава, мы можем сами определить политику, кому что можно, а кому — нельзя. Время другое. Советский Союз стал не тот.
По понятным причинам («чует кошка…») много говорили о Чехословакии. Докладчик призвал сказать «более смело и более мужественно». Анализ по Чехословакии «должен быть политически сильным, во всяком случае, не слабее того, что сделали сами чехи. Если мы чехов подвели под это и помогли им — это одно дело. Но надо иметь в виду, что и мы в этом деле не посторонние люди. Мы ввели войска. Мы не должны, наверное, говорить о том, что ввели войска, задушили. Мы должны дать очень сильный анализ, что это такое за события, почему КПСС и братские партии так поступили, как это имело место, и какие выводы мы из этого должны делать. И на этом с этим этапом закончить. Он уходит в историю».
Высказывались предложения усилить польскую тему. Брежнев возразил: «Не надо смаковать вопрос. Там фактически не произошло контрреволюции, там были ошибки в руководстве».
Так говорили наши вожди. А ведь уже тогда был очевиден и понятен главный «вывод»: все, что происходило там, в Чехословакии и Польше, имеет непосредственное отношение к нам, к нашей партии, к советскому обществу. Я даже рискну предположить, что это чувствовали и многие из нашего руководства. Чувствовали, но не хотели, боялись сделать следующий шаг — перейти от языка чувств к языку логики. Менее двадцати лет оставалось…
Другая разработка той же темы.
И говорили. Не других убеждали, а себя прежде всего пытались убедить. Но не всегда получалось. В остатке, «на кухне», когда один, подспудное чувство уязвимости. И оно усиливало раздражение по отношению к тем, кто сыпал соль на наши раны (даже если официально отрицалось наличие ран).
Брежнев рвался в бой. «Давайте вспомним, как Ленин боролся с социал-демократами и со всей этой братией. Я думаю, что не случайно и Сталин вспомнил об этом. Ни одна социал-демократическая партия не привела рабочий класс к революции, ни одна. Только Коммунистическая партия это сделала… Возьмите вы Канадскую социал-демократическую партию и другие. Поэтому мы должны, Борис Николаевич, остро разделать некоторые партии и не бояться этого. Всех нельзя. Я с этим согласен. Но на примере какой-нибудь партии это надо сделать. Давайте разберем, какую позицию занимает социал-демократическая партия Швеции, партия Норвегии. Там и не пахнет марксизмом. Возьмите Англию.