XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера

– Это он не меня богиней называл, таксист-то, – просипела я. Варькина ехала на переднем пассажирском сиденье, и несчастный водила всю дорогу лицезрел появление бубонов на ее морде. Тут у любого крыша съедет. – То-то он так гнал. И что-то про лихорадку среднего Нила плел. Я-то думала нам дурак попался…

– Станешь тут дураком, – пробубнила мама, отодвигая замершую на пороги Лизуню.

– Да чего вы? – хныкнула Катюха, ощупывая свои щеки. Судя по звериному реву, вырвавшемуся из ее глотки она наконец осознала всю печаль своей неземной красы, даже не видя себя со стороны.

Остаток вечера мы лечили нашего раненого бойца и ждали новостей от засланного казачка, который отчего-то не спешил их нам нести. Катюха лежала на диване с лицом, закутанным в компресс, и смотрела на нас сквозь прореху в полотенце, взглядом полным страданий. Ну притворялась она больше, конечно. Куда ж без этого. Ей просто нравился процесс командования суетящимися над ней подругами. Когда напряжение достигло пика, я не выдержала и трясущейся ручонкой включила телевизор, который в этом сарае выглядел как богач на именинах у сирот. Просто включила, чтобы развеять могильную тишину страшной избы, где вместо икон по стенам красовалось нечто.

– Слушай, а бабка твоя как умерла? Ее наверное адские псы разодрали в тряпки, да? – простонала Варькина, рассматривая с кровати стены, завешенные очень странными плакатами. – Вроде же дьяволопоклонников не забирают на тот свет. Они там портят статистику. Я так слышала.

– Типун тебе на язык, – ощерилась Ухогорлоносиха. – Живее всех живых Евдокия Авдотьевна. На гастролях она. Приедет недели через полторы.

– На каких гастролях? – икнула я. Плакаты были все фирменные, на некоторых, с изображением личностей, похожих на посланцев ада, проглядывались автографы, скорее всего написанные кровью.

– Так она в рок-группе лабает на басах. «Бешеные бабки» называется коллектив. Не, ну зацените название. Прям со смыслом, скажите же? Сейчас вроде в Штатах где-то шарится. Открытку мне недавно прислала. А чего, ей лет-то девяносто всего. Да вот она, – ткнула пальцем в изображение монстра с сиреневым ирокезом Лизуня. Я уставилась на мумию из фильма ужасов, глядящую на меня с постера и подумала, что поседела бы давно и начала бы ходить под себя, увидь в живую Лизину бабулю. Старая рокерша была забита татуировками по самую макушку. И похожа на нее Лизуха была феноменально.

– У нее еще пирсинг в бровях, языке и даже…

– Избавь нас от подробностей, умоляю. И так плохо, – простонала Варькина, и вперила взгляд в мерцающий экран телевизора. Раздалась аудио заставка «Дежурной части». Нашли, что включить. Наша жизнь и без того стала похожа на идиотский шпионский сериал. А виноват в этом зажравшийся мужик с насмешливыми глазюками и губами, которые пахнут мятой, мать его за ногу. Короче, это он накрыл наши жизни медным тазом. Интересно, а каким накрываются жизни олигархов. Наверное золотым.

– Сегодня произошло покушение на гостя нашего города, почетного жителя, известного всем мецената, политика, миллиардера Егора Холода. Есть пострадавшие. Во дворе дома по улице… – голос диктора прорывался в мое сознание словно сквозь вату.

Я не слушала. Смотрела на изображение родного двора, на пятна крови на асфальте, взятые крупным планом, и на галстучную булавку, валяющуюся на земле и не могла даже шевельнуться.

– Нам еще предстоит выяснить, что делал в дешевом районе богатейший человек страны и почему в него стреляли. Полиция считает…

– Да жив он, ты чего, – погладила меня по голове мама, – упырь проснулся. А я говорила. Когда эта псина появляется рядом, жди беды. Я ведь его лично похоронила, вот этими вот руками. Выполз, падла из преисподней. Чеснок надо развешивать. Хотя аура тут, конечно…

– Мама, что ты несешь, – наконец обрела я дар речи. – Не бывает на свете упырей это сказки.

– Раскраски. Ты вон убитому этому расскажи, которого подстрелили, что бывает, а чего нет.

– Убитомууууу, – зарыдала я, – мамочка. Да как так-то? Там же пострадавшему сказалиииии.

– Тю, они наговорят. Только слушай. Брешут, как дышат. Ты слушаешь меня? Ау? И вообще, твой от…

Договорить она не успела. Дверь избушки распахнулась и на пороге возник монстр. На черной его морде горели безумием мутные глаза, за спиной повисли опаленные в геенне огненной крылья, рога на голове стремились к закопченному потолку.

– Девки, это трындец, – прорыдало чудище протянув в нашу сторону скрюченные когтищи, но его голос потонул громоподобных воплях, издаваемых четырьмя глотками и кошачьем вое.

Егор Холод

Я знал. Всегда знал, что никогда нельзя возвращаться в ужасное прошлое. Знал и все равно поддался на уговоры. Чертов город, выжидал, словно ядовитый паук, пока я прилипну к отвратительной его паутине, чтобы запустить в меня свои отравленные, омерзительные жвала. И я снова цепенею, чувствуя себя беспомощным мальчишкой, что мне очень давно несвойственно.