– Не ной. Мой удел вон, из блюдца чай прихлебывает, – хмыкнула маман, и ее глаза подернулись счастливой дымкой. Боже, у меня будет отчим-бомж. Что ж, вполне в духе моей семейки.
– Мам, это правда? – наконец спросила я.
– Ну да. Апполинарий Рюрикович мне нравится, – кивнула кудрями родительница.
– Да нет, я про то, что сказал этот гад, – если честно, мне сейчас казалось, что я персонаж комедии абсурда. – Ну про отца, и про то…
– Мать его, дрищипотка, прости господи, такой прошмандой была. Но я ей благодарна. Приняла бедолага на себя удар. Думала бобра богатого со двора сманила и в счастье купаться станет. Эх. Папенька твой такой падалью был, чтоб его черти жарили активнее, что мне эту идиотку было даже жалко. А мальчишка ее вообще был жертвой. Я старалась немного его даже поддержать. В интернат носила вещи, конфеты там всякие к праздникам. Они его сдали в богадельню. Ну вот скажи, как мать может променять ребенка на тестикулоносителя? Я не понимаю. Кровиночку на упыря. Мальчишка-то потом затерялся, я не стала искать. А тут иду на днях по улице, а мне навстречу взрыв из прошлого. И нагло так. «Здравствуйте» говорит «Тамара Пална». Хочу говорит, дочу родную увидеть. Имею право. Вы мне, суки, должны все. Лишился я жизни своей и в этом виноваты вы. Выдеру, говорит, из вас сердца и сожру. О как. Представляешь. Не помню как до дома дошла, колготки сняла помню только и в морозилку убрала, ну чтобы стрелок… Не важно. Детка, может все-таки тебе объединиться с этим наглым парнем. Он тебя защитит. Да и смотрит на тебя этот мачо, как кот на сметану. А мне бы внуков…
– Ты снова за свое? – взревела я. Вот. И мама туда же. Сеет в моей душе сомнения, как тот змей-искуситель, с губами похожими на мятный мрамор.
– Ну, не я одна так считаю. Зин, Егор сказал, что ты в опасности и я ему ве…
Договорить мама не успела. Изба вздрогнула, и кажется подлетела в воздух. Мама бросилась к двери, в щель под которой начал заползать густой черный дым. Где-то вдалеке заверещала Варькина. И вот тут мне стало страшно по-настоящему.
– Шухер, – проорала Лизка, сунув в приоткрывшуюся щель черную, как у кочегара физиономию. – Надо валить. Бабка меня убьет за халупу свою. Ну если это твой Ромео. Я его… Черт, девочки, там не пройти, горим.
– Началось, – одними губами прошептала мама, – где моя Чуча, без нее не пойду.
Я впала в ступор. На лице Лизки был написан такой страх, что я поняла – нам гаплык. Так и умру не испытав любви и счастья. Господи, делать-то чего?
Дом снова содрогнулся, но теперь уже иначе. Бревенчатая стена с треском прыснула щепой. Лика заголосила на ультразвуке, мама заметалась по остаткам комнаты, громко крича имя любимой кошки. А я смотрела на смятый капот машины, из которой вывалился Холод.
– Я же говорил, что пригожусь. Прекрасные, очень умные принцы, всегда спасают всяких жаб. А потом их лечат поцелуями и у «кошкиболийками», – нахально, как и всегда хмыкнул этот наглый тип гражданской наружности и в мгновение ока оказался возле меня. И черт бы меня подрал, если сейчас, находясь почти на краю гибели, я не была счастлива до самой моей приключенческой задницы. – Вы позволите взять вас на ручки, или снова будете плеваться ядовитой слюной и кусаться.
– Ты дурак, – тупо улыбнулась я, с трудом сдерживаясь, чтобы самой не полезть ему на закорки. – И что ты тут делаешь? Зазноба твоя не дождется, и обидится.
– Ты ревнуешь, лягушечка? Не надо. Она в высоком терему живет, и сидит сейчас, свесив косу на улицу. Потому что дракон ее охраняющий, судя по всему, как раз где-то тут трется. А так мне неинтересно, – белозубо улыбнулся гад и хамло, и я заметила, что все его шикарное лицо порезано. Видимо когда он шел на таран поранился. Милый, милый.
– Обрыбишь, – рявкнула я, загибаясь от… Ревности? Да ну на фиг. Он просто не мог поступить иначе, и поэтому остался и не поехал к этой своей катамре. Просто решил поиграть в благородство, гад.
Дом догорел как-то очень быстро. Спустя полчаса мы стояли на пепелище, плечом к плечу. Почерневшая от горя и копоти Чучмечка, хрипела в маминых объятиях. Бомж Апполинарий, в обрывках халата, философски жевал губами и почесывал обожженную ногу. Вечер переставал быть томным прямо на глазах.
– Вещенски рвануло, – вздохнула Варькина, разрушая гнетущую тишину. В руках она держала невесть как уцелевшую в пожаре традесканцию в красивом оплавленном кашпо. – Котлет хотите? Я прихватила.
– Их подогреть не на чем, – понуро хныкнула я, глядя на исходящее копотью и дымом пепелище. – Костерок бы.
– Тут даже не шашлыки хватит, – обозрела Лизка апокалиптический пейзаж. – Бабка меня и изжарит на этих углях. Они к ее приезду как раз достигнут нужной температуры.
– А где Холод, – наконец отмерла я и заозиралась по сторонам в поисках коварного искусителя.