Это какой-то парадокс. Просто идиотизм и буйное помешательство. Я никогда не добивался женщин. Они сами падали в мои объятия, по щелчку пальца, полувзгляду. И уж точно не обзывались как биндюжники и не членовредительствовали с завидным постоянством, лишая меня важных функций организма. А еще, меня всегда возбуждали стройные и гибкие бабы, похожие на прогонистых дорогих кобыл, и это было пределом нормы – болтающаяся на моем локте холеная стерва. Эдакий аксессуар, дополнение к шикарной машине и костюму от двух очень известных итальянских модельеров.
А эта толстая неуклюжая девка подошла разве что к бюджетной куртейке из сток-центра и мопеду. Но, отчего-то, именно это меня жутко в ней дразнит. Настолько, что я готов нажраться соевых котлет из ее маленьких ручек, которыми она крепко вцепилась в мой одуревший мозг.
– Ты сошел с ума! – проорал Михуил, видя, что я направляю, третью по счету, машину в стену пылающей хибары. – Я не так хотел сдохнуть, мать твою. Я думал загнуться во сне, где-нибудь на Сейшелах, принюхиваясь к стоящему на прикроватной тумбочке ящику с сигарами.
– У тебя очень приземленные мечты, друг мой, – хмыкнул я, вдавливая педаль газа в пол. – В нас пропал дух авантюризма. Мы перестали ломать дома толстых женщин. И стали забывать, что дома кое-кого ждет невеста Стелла. А этот кое-кто нагло подкатывает шары к страшной бабе, и выглядит при этом, как слюнявый идиот.
Она просто другая. Просто не такая, как все и это притягивает, раздражает все рецепторы, как дорогое блюдо в ресторане, сделанное из самых простых продуктов. И Мишка прав, я сошел с ума, и продолжаю катиться по наклонной, не в силах ничего с собой поделать.
– Банзай, – мой крик потонул в треске ломающегося дерева и скрежете сминаемого металла.
И чего я ожидал? Что чертова лягушонка упадет в мои объятия, объявит меня рыцарем Айвенго и подарит платочек?
– Ты дурак, – полыхнуло взглядом чертово отродье, скривив губы, похожие на клубничные дольки. – Очень долго меня спасал.
– Простите, леди, но мой Фортинбрас очень туго берет разбег, – в тон ей ответил я. И пусть меня разразит гром, если сейчас я не желал схватить ее поперек талии и не растерзать прямо посреди пылающих деревях.
– Знаешь, Холод. Ты не тянешь на принца на белом коне. Скорее на всадника по имени смерть. Но все равно спасибо.
– А ты чума, – не остался я в долгу. – Мы могли бы составить прекрасную пару.
– Не могли бы. Твоя пара ждет тебя уже долго. «Еду, любимая», – противно передразнила меня наглючая пышка, и закусила свою омерзительно-вкусную губу.
– Ты ревнуешь? – решил поддразнить я взбешенную фурию. Она фыркнула, так издевательски. А я-то надеялся, что попаду в точку. Но толстая лягушонка оказалась просто хладнокровной земноводной жабой, а не сказочной всепонимающей куколкой. Хотя, если она взмахнет рукой, то вполне может совершить магию и вырубить меня мослом, вылетающим из ее рукава. С нее станется.
А мне вдруг остро захотелось ее ревности, такой яростной, чтобы с швырянием в меня всяких горшков с цветами или чайников. И бурного перемирия после. И ее кожи под моими пальцами и кучу мелких радостей. Которые я, оказывается, пропустил в этой жизни.
– Я вызвал ментов и пожарных. Холод. Пора валить, – прошипел мне в ухо Мишка. – Только участия в массовых беспорядках и пожаре тебе не хватает для полноты картины. Зябзиков загнется от счастья, уж поверь. Холод-рецидивист, это прямая заявка на новую звездочку.
– Сколько можно? Бежим постоянно, как преступники, – прорычал я, оглядывая компашку, стоящую возле пепелища. Погорельцы не выглядели особо расстроенными. Скорее озадаченными. – С этими что делать? Не на улице же их оставлять?
– В гостиницу ты их не попрешь, – напрягся мой адъютант. – Это еще один повод тебя завалить. Холод, очнись, ты ввалил почти все свои активы в карьеру политика. Если сейчас тебя хлопнут, станешь нищебродом. Думаешь ты будешь нужен Промсардельке? Ей одной булки надо долларов на сто в день, судя по стати. Не прокормишь зазнобу свою. Давай решим все вопросы, а потом хоть обожрись ею. Не теряй башку.
– Я тебя убью, если еще раз скажешь про Зину плохо, – сжал я кулаки. Но где-то он прав, как это не прискорбно. Я не смогу защитить ее, если сам стану немощным. И это жутко бесит.
– Зин, я скоро вернусь, – шепнул в закаменевшую спину, затянутую закопченной пижамкой, в прорехи которой проглядывала молочно-белая кожа. Я не рыцарь. Скорее дурковатый царевич, в которого выпустила свою стрелу сказочная царевна-лягушка. Ну да. Вот так у нас получилось все, задом наперед.
– Не стоит. Иди к своей психической, – вредно фыркнула проклятущая поганка, и плечиком полным так дернула, что у меня засосало под ложечкой, как от голода. – И рыцарем тебе не стать. В них посвящали храбрых и благородных людей. А ты просто зажравшийся павиан. И вообще, не мешай, не видишь у нас проблемы. Хотя, тебе-то этого не понять.