XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера

– Черт, Холод, я сейчас чокнусь, – хныкнула эта ненормальная.

– Я тоже, – выдохнул, прикидывая, не бросить ли ее прямо тут, на пол. Но разве можно осквернить эту демоницу ковром, видевшим миллионы чужих ног? Смел со стола все, что на нем было, уже ослепнув напрочь от безумия.

Говорят люди не сходят с ума коллективно. Нагло врут. Зина тоже поддалась помешательству. Ее руки проникли под лацканы моего халата и все. И я потерял вообще связь с миром, с космосом и всеми остальными местами притяжения. Она стала центром вселенной. И стол в дешевом отеле, как спасительный плот в бушующем океане. – Ты что? Ты… Я могу остановиться, – я замер, как громом пораженный. – Боже, девочка…

– Холод, не будь идиотом, пока я не передумала и не дала тебе по башке, – хрипло рыкнуло чертово созданье, вырубая меня напрочь из бытия. Стирая вообще из книги судеб. Такого я еще не испытывал никогда в своей жизни. И я понял, что теперь мне точно конец.

– Только не исчезай, – прошептал, ловя ускользающее сознание, – нам надо поговорить.

– При всем желании не смогла бы, – тихо прошептала моя сладкая булочка. – Егор. Ты что натворил, чертов ты мерзавец. Мы что натворили? Я вот приду в себя и точно тебя убью.

– Это будет самым лучшим вариантом, – хмыкнул я, проваливаясь в какое-то шальное счастье.

Глава 18

Зинаида

Я проснулась в полном одиночестве, что меня порадовало и разочаровало одновременно. Полумрак гостиничной спальни, показался неприятным, заставляющим себя чувствовать не в своей тарелке. Дожила ты, мать. Пала в дорогом гостиничном номере, поддавшись свальному греху. И с кем? С мерзким, наглым, нахальным, абсолютно сумасшедшим демоном-искусителем. При мысли о котором у меня даже сейчас сводит живот, и во рту становится сухо, как в пустыне.

Я встала с кровати и на цыпочках скользнула к прикрытой неплотно двери, закутавшись в пропахшую Холодом простыню. В голове зароились сотни прозрачных снежинок.

– Иди в задницу, Михуил, – насмешливый голос моего первого мужчины прозвучал устало. – Я же не лезу в твою личную жизнь. Иди отдыхай. Будешь нужен, позову.

– Моя личная жизнь не мешает твоей профессиональной деятельности, – хмыкнул амбал, которого я узнала по тонкому голосу. – Но в любом случае, праздник жизни окончен. Нас ждут в администрации губера. Ты ему обещал ремонт центральной улицы за поддержку, если что. За это, никто не вспомнит о наших с тобой бдениях в обезьяннике, устроенной тобой на пешеходном переходе аварии и твоего дефиле по улицам в девчачьей шапке.

– Я сейчас не могу. Мне надо принять ванну, выпить чашечку кофэ, – голос Егора звенел от смеха, и я тоже тихо хрюкнула. Черт, а я ведь… Да нет, не может быть. Ну просто поддалась слабости, но это точно не любовь. Нельзя же вот так сразу в омут с головой. Или можно? Только не это. От обрушившейся на меня мысли, под ногами закачался пол. И стало совсем не смешно. Страшно.

– Никуда твоя баба не денется. Закрой ее тут на три оборота, если уж так бак прыснул. Хочет не хочет – дождется, – хохотнул Михаил. – Что-то ты братан испортился. То толстую эту пасешь, как дементор Азкабан, теперь ради какой-то дешевки гостиничной, готов отказаться от важной встречи. Плохо на тебя малая родина действует. Завтра уедем, и забудем все, как страшный сон.

А ведь он прав. И определение мне подобрал прям в точку. Я сама приперлась к этому мужлану, словно себя предлагая. Толстая дура, которой этот черт воспользовался, а она и не сопротивлялась. Напридумывала себе «чуйства». А для Холода я просто очередная телка. Попользовался и выкинул.

– Я кажется не давал распоряжения. Знаешь, Мишка, еще раз обзовешь женщину, лежащую сейчас в моей кровати, я тебе начищу рыло, а потом уволю. Нет, сначала уволю. Она мне нужна, понял ты, дятел? – прорычал Егор, и мне стало страшно. Сейчас он был настоящим. Таким, какой по жизни: злым, беспринципным и холодным. Холодный горячий Холод. Значит, он забрал мою невинность только потому, что я ему нужна, для каких-то делишек. А я просто закланная овца. Что ж, это в стиле таких как он. Идти по трупам, не гнушаясь ничем, чтобы добиться своей цели. И его мишень папенька. А бедная лягушонка, оказавшаяся между молотом и наковальней – расходный материал. Я услышала приближающиеся к моему наблюдательному пункту, тяжелые, размеренные шаги и юркой белкой метнулась к кровати. Едва успела, прежде чем дверь тихо открылась. Натянула на голову одеяло и притворилась мертвой.