Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

У самоприменимых суждений особенная логика. Если X де­лает Y с Z, как, например, в утверждении «Британия колонизо­вала Индию», это подразумевает, что X и Z уже существовали до того, как произошло действие Y. Но такая прямолинейная ло­гика не работает в случае российской колонизации, потому что, как утверждали Соловьев и Ключевский, в ходе колониза­ции Россия создала саму себя. В их формуле «Россия колонизо­вала саму себя», X сделало Y с X. До Y не было X, и нет Z, кото­рое изначально отличалось бы от X. Все они возникли одновременно. Как писал Ключевский, «область колонизации» в России «расширялась вместе с государственной ее террито­рией». Поскольку колонизованные области не сохраняли осо­бый статус, а поглощались государством, в России нет причи­ны различать колонии и метрополию. По мере того как расширялось государство, Россия колонизовала не только вновь освоенные территории, но и саму себя. Более того, цен­тральные территории неоднократно подвергались процессу колонизации.

История России не есть история страны, которая колонизу­ет, и она не есть история страны, которую колонизуют. «Исто­рия России есть история страны, которая колонизуется». Спо­койный, академический повтор в начале этой формулы никак не готовит к ее парадоксальной, деконструктивной концовке.

Однако формула устоялась и, более того, стала каноном. На деле и повтор в начале формулы («История России есть исто­рия страны») не тавтология. Соловьев и Ключевский предупреж­дают читателя, что в данном случае они говорят о России как о стране, а не как о народе, государстве или империи. В русском, как и во многих других языках, слово «страна» стоит между гео­графической «землей» и политической «нацией». Именно это слово и было нужно историкам. Они не могли передать свою мысль без риторического повтора, потому что альтернативное определение (например, «История России состояла в колони­зации самой себя») предполагало бы, что Россия существовала до этой самоколонизации. Но их замысел состоял в описании того циклического, рефлексивного или возвратного процесса, который создал и продолжает создавать Россию, осуществляю­щую этот самый процесс. Отполированная многократным употреблением, эта формула не могла выглядеть по-другому. Потому ее и повторяли, как мем.

Школа колонизации

Последователи Ключевского различали разные способы колонизации России: «свободную колонизацию», которую вели частные люди — беглые крепостные, солдаты-дезертиры, гони­мые сектанты; «военную колонизацию», ставшую результатом военных кампаний, от взятия Новгорода и Казани до операций на Кавказе, в Средней Азии, на Амуре; «монастырскую колони­зацию», сосредоточенную вокруг крупных православных оби­телей, которые владели тысячами крепостных, вели торговлю и создавали фактории; и «казацкую колонизацию», которая осу­ществлялась сословием, созданным империей специально для задач внешней колонизации и пограничной службы (но по мере продвижения границ на восток, превращавшегося в кас­ту, неспособную к внутренней колонизации). Историки расска­зывали о том, как пути России на восток были проложены про­мышленниками, благословлены монахами, укреплены казака­ми и культивированы поселенцами. Цель школы Ключевского была в том, чтобы создать систематизированный и взвешенный обзор этих событий, выявляя цивилизационную миссию Рос­сии на просторах Евразии. Верные делу русского национализ­ма, ученики Ключевского склонны были недооценивать массо­вое насилие, которое несли с собой такие формы колонизации. Хотя именно местное сопротивление и колониальное насилие сделали необходимым все эти частоколы, стены и башни ост­рогов, кремлей и монастырей, развитие которых было деталь­но описано школой Ключевского, чувствительность к такому насилию и сострадание к его жертвам пришли с новым поко­лением историков, переживших российскую революцию. Став ее участниками, многие из них были арестованы или эмигри­ровали, но самые удачливые продолжали писать.