Ýòêèíä À. Âíóòðåííÿÿ êîëîíèçàöèÿ (Áèáëèîòåêà æóðíàëà «Íåïðèêîñíîâåííûé çàïàñ») - 2013.djvu

Неусыпные усилия министерства были направлены на кон­фессиональные и этнические сообщества. В бытность свою министром Перовский заказал «карту... всем оконечностям го­сударства, с показанием различными красками и тенями, кро­ме раскольников, всех иноверцев и иноплеменников» — от чуди до камчадал и от Риги до Оренбурга — «не говоря уже об обширных пространствах Сибири» (Липранди 1870b: 111). Империи всегда питали страсть к картам, которые служили моделью для будущих завоеваний так же, как и изображением уже завоеванных территорий (Brubaker 1992; Suny 2001; Stoler 2009). Перовского не интересовала стандартизация политичес­ких прав и экономических благ в имперском пространстве; наоборот, он приветствовал разнообразие колоний, если их можно было контролировать, наносить на карту, облагать на­логом. Имперское пространство наполняли воображаемые со­общества, красочные и экзотические: это они были единицами имперского управления. Министерство брало на себя ответ­ственность за нанесение на карту верных границ между этими разноцветными группами, за распознание их истинной сущно­сти и приведение отношений между этими сущностями к гар­монии ради общего блага. Как писал Надеждин в 1831 году, «ос­вещение [...] разливается из средоточия; но окружность становится ощутительно цветнее» (2000: 2/747). Это важная черта империи, отличающая ее от национального государства. Национальное государство стремится к гомогенности прав, благ и культур на своей территории; практикуя непрямое прав­ление, империи не только не имеют такой амбиции, но привет­ствуют эстетическое (а также, в контролируемых границах, политическое и экономическое) разнообразие на периферии. На протяжении века этот культурный — сегодня бы его назва­ли мультикультуральным — аргумент становился все более ва­жен как оправдание самого существования империи.

Особо опасные секты

В 1843 году Иван Липранди организовал при министерстве Комиссию по делам раскольников, скопцов и других особо опасных сект. Испанский дворянин, Липранди основал россий­скую контрразведку и руководил ею во время оккупации Пари­жа, изучал восточные языки и историю, возглавлял государ­ственную политику в отношении неправославных русских и призывал полицейскими мерами усмирить славянофилов, ко­торых считал сектой. Он дружил с Пушкиным и стал прототи­пом его рассказов (Гроссман 1929; Эйдельман 1993). На свой страх и риск Липранди возбудил политический процесс про­тив кружка столичных фурьеристов, в котором министерство обрело свою самую знаменитую жертву: Достоевского. Знаток и противник национализма, Липранди писал как истинно им­перский мыслитель:

К несчастью, или счастью, Европы, мысль о природных границах и соединении народностей заронена в народах... Сама по себе она величественна, живуча, как бы удовлет­воряет естественным влечениям человеческой природы и жизни Государства, но в практике... обагрит Европу пото­ками крови. Турция и Австрия будут первыми очиститель­ными жертвами этой великой, но фантастической мысли; затем перевернет она всю Европу и наконец перекинется за пределы ее в остальные части света (1870а: 234).

Поскольку «разные земли одного и того же племени» часто более враждебны друг к другу, чем к «чуждой расе» (столетие

249