Your Mistake

Лишь проанализировав свой полоумный сон, я понял, что инспектор Слайт, – мой добрый друг старина Фрэнк, – разыгрывал две карты, передавая мне историю болезни Мак-Феникса. И я с моим нездоровым прошлым и вполне очевидным мотивом был подозреваемым номер два. Черт возьми, мы ведь даже познакомились с Фрэнком, когда он пришел побеседовать с Мериен о ком-то из ее знакомых… О Курте!

Немного приободрившись от нелепости происходящего, я принялся сопоставлять более мелкие детали, детали, так сказать, второго плана; позабавили они меня несказанно; я все разложил по полочкам, расписал и на всякий случай позвонил стареющему, катастрофически теряющему зрение, но по-прежнему гениальному профессору Рею Диксону, сначала избавившему малолетнего пациента от стресса и боязни темных улиц, а затем, когда подростком я обратился к нему за помощью, рискнувшему взять меня ассистентом. В его клинике я получил достаточно знаний и бесценного опыта, позволившего мне позднее сдать экзамены на отлично и стать гордостью факультета.

Старик был очень рад меня услышать, подробно, с пристрастием расспросил о практике, пожурил за недостаток рвения и леность, извечные мои пороки. Я описал ему свой сон, точно сон одного из пациентов, опустив имена и ряд подробностей, прямо говорящих о маньяке.

Профессор долго кряхтел и причмокивал по обыкновению; эта вредная, раздражающая незнакомых с ним людей, сильно мешающая практике привычка развилась у него от старости и потери части зубов, но я с ней давно смирился. Когда он соизволил выдать диагноз, донельзя счастливый нежданной забавой, я горделиво улыбнулся: выводы профессора, гения, светила медицины, практически полностью совпадали с моими. Но напоследок мой бесподобный учитель выдал бесподобную фразу:

– Будь осторожен, мой мальчик. Твой сон – не отражение прошлого, но предчувствие грядущих событий. Опасность угрожает и тебе, и людям, сыгравшим главные роли в сумбурной пьеске подсознания. Будь предельно осторожен. И выбери правильно, я тебя прошу.

За всю богатую практику профессора Диксона не удалось обмануть ни одному симулянту. На что я рассчитывал, жалкий дилетант?

От всех волнений и предсказаний у меня разболелась голова и, чтобы не растить в себе нежданный приступ паранойи, я тотчас позвонил Слайту и спросил прямо, после неизбежных приветствий:

– Ты правда считаешь, что дорсетский маньяк – это я?

Старина Фрэнк поперхнулся на том конце провода, закашлялся и чем-то ожесточенно забулькал в ответ. Кое-как отдышавшись, он внес поправки в некорректно поставленный вопрос:

– Считал, Патерсон, обязан был считать и досконально проверить.

– Проверил? – почти весело уточнил я.

– Да. Не беспокойся, это не ты, у тебя алиби на три убийства из пяти, а это больше половины. Даже если ты подвержен опасному тайному психозу и готов мстить Мак-Фениксу за прошлое, найдется десяток проверенных людей, готовых показать в твою пользу. Что-то еще? Какого черта тебя вдруг прорвало? Мне приехать?

– Нет, дружище, спасибо, это, пожалуй, все, что требовалось узнать.

Мы потрепались о какой-то следственной шелухе и я с облегчением повесил трубку. Три случая из пяти. Это много. И вполне достаточно, чтоб успокоить разгоревшееся воображение. Счастье-то какое! Я расхохотался, с восторгом ловя в собственном смехе истерические нотки, но мужественно поборол растущий срыв.

Готовясь к приему очередного пациента, я подумал, что плотное общение с Мак-Фениксом не пошло мне на пользу, что пора брать отпуск и приводить в порядок расшатанные нервы. А потом любимая работа захватила, увлекла, и больше о своем кошмаре я не думал.

***

Последующие три недели я не видел Курта и слышал о нем мельком, больше от Слайта или из газет. Наверное, я скажу несколько путано, но именно в первую неделю его мертвого молчания я понял, что «прощай» – означало именно «прощай», а «звони» – было единственным шансом продолжить наши отношения. Он оставил за мной право хода, я должен был сам позвать его, возможно, этого хватило бы, признания, что я соскучился и хочу его видеть, но, скорее всего, работа в клубе входила в общий комплект обязательств.

Я соскучился и хотел его видеть, но не признавал права ставить мне такие условия, а потому мне и в голову не приходило потакать ему. Прощай так прощай, подумаешь, обидчивый какой, не дали ему в «Клеопатре»! Живи со своей Нелли, трахай хоть целый день. Я твой врач, милый, так что сам прибежишь, нашел себе игрушку, в самом деле!

Думать о том, что он может сменить психолога, я не мог. Что-то замыкало в мозгу, мир становился тусклым и мерзким, в такие минуты я начинал думать всякий вздор, вроде того, что он спал с доктором Эшли, что еще с детства у него вошло в привычку заниматься сексом с психиатром, и потому он сделал это со мной. Но я ему отказал, и вот теперь он ищет мне замену, и он ее найдет без проблем, черт, я готов был разбить все телефоны в доме о свою дурную голову, чтобы не придумывать всякую чушь и не звонить.