За ледяными облаками

А ждать? Ух, научился, жизнь и не такое заставит вбить в себя, если нужно. Подождет, не обломится. Все необходимое – здесь, далеко ходить не надо. Руки, ноги, «маузер» с парой ножичков за пазухой и в сапоге. И штука, куда как больше необходимая для грядущей мясорубки… голова.

Колонна, фыркая дизелями и чернея сгорающей солярой, развернулась, потекла к «выдре». Конец уже близок. А какой он случится – дело другое.

Антон Анатольевич смотрел на серый прямоугольник впереди. Форт, что ли? Крепкие стены, кровли над башнями делали сплошь из железа, крепко… А все ж рухнули. Огонь тут постарался на славу, отсюда аж на языке перекатывается едкой горечью, смешанной с гекатомбой славно прожарившегося мяска. Хех, эт точно, тут он не сомневался, какого рода говядинка пошла на огненное приношение богам прошлого и грядущего. В настоящем боженька жил один. Или одна. Алчная, злобная, мерзкая паскуда Беда.

Крепость-новодел была мертвой. На въехавших смотрели пустые глаза. Совершенно пустые. И мертвые. В живых не осталось никого.

Вороны, скопом слетевшись с округи, пировали. Каркали, перепрыгивая и перелетая с тела на тело, выклевывали оставшиеся глаза, мелькали клювами в выпотрошенных телах и распущенных пополам горлах, тянули склизкие пленки внутренностей, раздирали начавшее сереть мясо.

– Седьмая, выставить караулы, – майор спрыгнула вниз, размялась. – Долго задерживаться не стоит.

Седьмая запнулась, хотела что-то спросить. Тронула пальцами маску, потянула ее… Клыч замер, внутренне торжествуя.

– Что несет Орден? – Войновская хрустнула пальцами.

– Порядок.

– Кто мы?

– Солдаты порядка.

Майор кивнула. Едва заметно остановившиеся бойцы снова засновали взад-вперед, как муравьи, слушающиеся королеву. Не выгорело. Пока…

– Буран через час начнется, – рыжая наемница из Похвистнево остановилась рядом. – Час, не больше. И до ночи, не меньше. Люди выдохлись.

Как эта огненно-плотная телка стала вдруг верховодить у вооруженного сброда, идущего с Войновской? Клыч-то знал, да молчал. Все на руку, все как надо идет. Майор уставилась на нее.

– Почему уверены?

– Вы умеете воевать, я – искать людей. Или их головы, – рыжая сплюнула, дернув верхней губой, намертво рассеченной шрамом от ножа. – Работа кормит, я ее знаю. Буран будет, руку не увидим. Те тоже встанут. Нам бы следы поискать, найти кого живого, порасспросить. Люди отоспятся. Сколько прем-то?

Войновская улыбнулась. Самой своей доброй улыбкой. Таких у нее в запасе есть немного, но все очаровательные. Даже на баб действуют, это Клыч понял давненько.

– Клыч?

– Да?

– Пройдемся.

Антон Анатольевич кивнул. И только отойдя на десяток метров от каравана, понял, что чего-то не хватает. Кого-то.

Восьмой, следуя незаметному жесту, остался у машин.

– У нас прямо свидание, майор. Ты, я, романтично хрустит снег и воняет спаленной цивилизацией. Это прекрасно.

– Здесь нет цивилизации. Здесь дремучее средневековье и моральное разложение с духовным людоедством.

Клыч удивился. Без слов, но выдав себя изумленно выгнутой бровью.

– Место называлось Асгард. Язычники-нацисты, ведомые шизофренией жрецов и считавшие себя чистой кровью истинной белой расы. Мужчины погибли в бою или после него. Баб с детьми прикончили выпущенные рабы.

Клыч удивился еще больше и не удержался.

– Майор, вы – медиум, общаетесь с душами умерших или по утрам гадаете на кофейной гуще, бараньих лопатках или, даже хуже, на человеческих потрохах, как римские гаруспики? То-то, думаю, пропадают у нас новобранцы…

– Новобранцы пропадают у меня, не у тебя. Это первое. Второе, если подумать и не ерничать, вычисляется логически. С логикой у тебя, Антон Анатольевич, явно в порядке. Спишу на усталость и вынужденную поездку поверх брони.

Клыч сплюнул. И добавил в голове новый разряд для блондинистой сволочи: перед употреблением переломать все пальцы на руках и ногах. В качестве компенсации морального ущерба.

– Ладно… – майор начала подниматься по лестнице на стену. – Прогуливаемся же, Антон Анатольевич. Мило беседуем. Рассуждаем о жизни, смерти, убитых местных жителях и сожженной фортеции, вместе с прочими разными пустяками. Ты ж не против, друг сердечный?

Ну как можно отказать такой… бабе в ее глупостях? Антон Анатольевич всегда считал себя воспитанным кавалером и галантным ухажёром, стоило соответствовать.

– Только за. Так чего мы поперлись на ветер и под снежок?

– Поговорить, дружок…

– Куртуазно, хм. Слушаю, майор. Хотя… что все же тут случилось? Душа горит, правды алчет.

Войновская остановилась, глядя в непроглядно-белое перед глазами. Запахнула воротник короткой бекеши, приобретенной в Похвистнево, постучала стеком по голенищу.

– Вон там, прямо на стене, вполне четко и даже художественно, написано о свободе али смерти. Идиотский выбор, но всегда в почете у не желающих жить спокойно, готовых творить чего вздумается и бороться с любой властью. Верно?

Клыч почесал все больше раздражающую заросшую щеку. Интересный разрез… Пооткровенничать захотелось, стих нашел, подвох какой-то?!