За лимонником

Уже не с ненавистью, а с каким-то сожалением смотрит на Воронько врач, да и санитар Окунев. Ведь старый бандеровец не только по всей своей жизни негодяй, он, явно, психически нездоров. Как те субъекты, которые с детства внушали ему эту белиберду.

Сколько их сейчас, потерявших разум, зомбированных холопами заокеанских ультра либералов и псевдодемократов. Сатана справно здесь потрудился, а теперь вот на обожжённых огнём, изрытых снарядами и минами полях, гуляет… Радуется. Так ведь рано же ещё праздновать победу. Куда спешить-то? Повоюем и, как водится, одержим победу. Только уж, на сей раз, не следует щадить и миловать врагов. Они ведь психические больные… на четыре поколения вперёд. Многие из них и не поймут, за что это их так обижают.

Вроде бы, больных на головной мозг негоже обижать, на самом деле. Ведь и так богом обделённые. Но в живых обезумевших зверей в человеческом обличье оставлять никак нельзя. Если не они, то их непредсказуемые потомки, вполне, могут натворить много гадостей на Земле. Благодушие и милость к ним может стать новой пролитой кровью.

Скорбные события. Пусть страшные, но и одновременно смешные дела… даже для людей, не имеющих собственного мнения. Впрочем, им всё одно, они с рождения улыбаются. До поры и до времени. Страшны люди и с каменными дежурными улыбками, они – самые настоящие зомби.

Трудно окончательно выйти из памяти тому, для кого недавнее прошлое ещё не перестало быть настоящим. Тогда у беседки Игорь должен был страховать Смилова, то есть предпринимать какие-то действия только в крайнем случае. А Воронько, понимающий, что прощения ему за явную организацию террористических актов на территории больницы не будет, начал снова говорить, что он пожалуется на Смилова главному врачу Турченко.

…Но если бы сейчас главный врач больницы Сергей Дмитриевич Турченко слышал то, о чём говорит вечный бандит Михась Воронько, то не удержался бы. По всей вероятности этот добрый и отзывчивый человек, не заботясь о последствиях, ударил бы мерзкого фашиста первым попавшимся под руку кирпичом. Крепко бы шарахнул и чётко, и ведь был бы прав потому, что совершил благое дело.

– Турченко всякую нечисть сатанинскую не переваривает, – разъясняет Смилов бандиту. – Он всяких фашистов и американских диверсантов не очень обожает. У него на всякую гадость аллергия.

– И что, меня сепаратисты будут судить? – Спрашивает Воронько. – Почему они должны надо мной суд вершить?

– Вряд ли, Михась Степанович, вас будут судить, – предполагает Окунёв. – По законам военного времени…

– Кто ж тебя, такого славного старичка будет судить? Ты – не подсуден! – Убеждённо замечает и Смилов. – Гражданская война идёт. Тебя просто расстреляют.

– Как? – Удивляется Воронько. – Не пожалеют даже моих годов преклонных?

– Ты ещё бодрый, и для пули, вполне, сгодишься, – подбадривает бандеровца хирург. – Даже ещё очень молодой…

– Но как же? – Беспокоится бандит. – Несправедливо получится.

С некоторым осуждением и недоумением Смилов смотрит на Воронько. Почему же шкодник, можно сказать, международного масштаба мешает ему обезвреживать мины? Что же такое творится на белом свете. Да и непонятливый какой-то бандит. Ведь почти что уверен старый проказник, что ему ополченцы и милиционеры скажут: «Ну, молодец! Ну, герой! Сколько жизней человеческих помог загубить, да ведь и сам, наверняка, в палачах побывал! Герой!».

Осторожно, подходя к минам, Смилов ещё раз популярно объясняет Воронько, что тот будет расстрелян по законам военного времени. Сколько же можно повторять и что тут не понятного? Кроме того, хирург убедительно просит Воронько, пока тот живой, не мешать ему заниматься полезным делом.

Окунёв садится рядом со Смиловым, что называется, на подхвате. Ему просто предстоит убирать в стону обезвреженные мины.

Смилов разгребает вокруг простейшего спрятанного взрывного устройства рыхлую землю и песок. Осторожно вытаскивает её на свет божий. Неспешно выкручивает взрыватель. Кладёт его и обезвреженный взрывной механизм в сторонку. Передаёт уже неопасную мину Игорю.

– Что б вас обоих разорвало, – не произносит, а хрипит Воронько, – на мелкие кусочки!

– Вместе с тобой. Но ты пойми, Воронько, если бы вы, фашисты, эти мины ставили на лужайке у Белого Дома, в славном стольном городе Вашингтоне, то я бы на вас нисколько не обиделся. Свои ребята ведь тоже могут перессориться. Но тут вы что-то попутали. Здесь минам не место.

Неторопливо откапывает и обезвреживает ещё одну мину.

Осторожно выкручивает взрыватель. Не смотрит в сторону Воронько. Но за ним наблюдает Игорь. Для этого он и остался здесь, у беседки.

Бандеровец осторожно и бесшумно выходит в проём беседки. Смилов продолжает работать, поясняет Воронько:

– Я в нескольких точках воевал. С их крутыми «рембами» не один раз встречался. Наглые людишки. Из них такие, вояки, как из меня художник-модельер. Я иногда с некоторым удовольствием отправлял их на тот свет.

Осторожно вытаскивает из земли третью мину. Продолжает говорить: