За несколько лет до миллениума

Собака подошла и улыбнулась,И поглядела вдаль.И я смотрю,К чему собака взглядом прикоснулась:К заре цветной ли, к белому ларюПесчаного карьера?Может, в хвойномЛесу своем упрятала глаза?И показалось:

Зрением спокойнымС землей соединила небеса.

Искренность чувств подкупает. Как и последующие стихи:

А лучшие уходят навсегда.На время — все, а лучшие — навеки,Не оставляя беглого следаНа лестнице и адреса на ветке.Ну что это за крестная межа,Укрытая от взоров посторонних,Где плачет сквозняковая душа

О лучших — вроде о потусторонних?Ушли. Уйдут.Уходят.Все равно, с какой ноги их поднимает время —Им быть в дороге, им забить окно,Им вновь ступить в упористое время.Страшусь: а вдруг остановить могла?Перед собой тогда не отчитатьсяЗа их несовершенные дела

В дали, куда самой-то не собраться.

Второй период более зрел: и мастерство возросло, и умение стало постоянным, но стихи стали суше. Аскетизм темы обусловливает и аскетизм стиха, сужает кругозор поэта.

Вот Т. Батурина в поэме «Плавучая церковь» пишет о России наших дней:

Блаженна Русь, дитя своей природы,В ней все кругло: значенье и канон.И нимб свечи, и храмовые своды,И кроткое сияние икон.

Не знаю, может, из церкви видится, что все хорошо в стране, все кругло, но мы-то, идущие по улицам, знаем, что это не так. И со смирением все происходящее воспринимать как-то не хочется: один ведь раз живем, один!

Но нет —

Она омыта плачем псалмопевца,

И призывает голос ВерховойТерпением засеять землю сердца —Хоть рябенькой, но райскою травой.

Каждый ищет свою поэтическую нишу, но глупо ради этого затворяться в келье при трепещущей на сквозняке свече. Мир многообразен — в нем хватит на всех и радостей и бед, в нем хватит на всех голубых небес и бескрайнего поля. В нем достаточно места для «Идущих вместе» и АКМ. В нем есть все, чему раскрывалась душа поэта, поэтому странно, когда он обращается к смирению и покорности — они не для поэтической души. Мне кажется, что поэзия заключена в окружающем мире, и вдохновение не требует печально вздымать очи горе. В конце концов, у Бога без поэтов достаточно хвалящих и хулящих.

Тем не менее я не могу не отметить, что на сегодняшний день Татьяна Батурина единственный волгоградский поэт, который работает пусть и в узких, но в рамках христианского православия.

Мир делится на верующих, неверующих и уверовавших не в твоего Бога. А поскольку всех нас много, то в многообразии этом у Татьяны Батуриной обязательно найдутся свои читатели, свои почитатели, своеобразие ее таланта несомненно, а как известно, каждый в поэзии ищет что-то согревающее его собственную душу. Чтение стихотворения сродни его написанию, все зависит от того, что необходимо твоей душе именно в этот час.

Саботаж партизана Смотрова

Было время.

Молодые поэты всегда склонны к бунту. Одни сбрасывают Пушкина с парохода современности, а потом признают, что погорячились. Другие склонны отрицать все и вся, потом выясняется, что они тоже погорячились.

Молодость — это всегда отрицание авторитетов и желание доказать, что ты можешь сделать все лучше, что ты тоже не лыком шит, что ты тоже не лаптем щи хлебаешь. По свидетельству С. Васильева, было время, когда молодые поэты А. Пчелинцев, С. Надеев, Г. Тверитин, Л. Вахромеев, Г. Гриднева и М. Смотров, как и сам Васильев, образовали молодежную секцию местного отделения Союза писателей и бунтовали в стенах сего отделения под демократической опекой Василия Макеева более десяти лет. Против чего они бунтовали, Васильев умолчал, но ясно, что выступали они против косности тогдашней поэзии, ведь всяк чиновник Союза ходил тогда если не в классиках, то в таких маститых авторах, что читать его не хотелось!

Среди тех лиходеев, мечтавших потрясти мир, был и Михаил Смотров. Филолог по образованию, с университетским уровнем культуры, Смотров отличался необузданным темпераментом. Головная боль для руководителя секции! Правда, Макеев был мудр и терпелив, полагая, перемелется, мука будет.