За пивом! Крупнейший пивной забег в истории, воспоминания о дружбе и войне

Мы с Хохотуном оседлали синие перекрестные балки эстакады моста Генри-Гудзон и занимаемся прицельным яйцеметанием по круизным катерам, которые скользят под нами, по Спьютен Дуйвил. Внутри стальной арки над течением прохладнее, чем там, наверху, где вовсю шпарит жаркое июньское солнце. Хохотун наконец посылает яйцо какому-то дядьке точно в центр шляпы. Тот, понятно, зол как черт – ого, какая жестикуляция! Такое грех не отпраздновать! Цепляясь за железо, как обезьяны, мы перебираемся к утесам на той стороне реки, откуда начинается Бронкс. Пройдет какое-то время, и приливное течение повернет обратно к Инвуду, тогда мы сможем вплавь добраться домой, молясь, правда, чтобы этот момент не совпал с очистным сбросом – иначе придется лихорадочно нырять под вонючую струю.

– Вы как хотите, а я лично буду прыгать с большого К, – кричит Рикки Дагган. Громадная буква К – в честь Колумбийского университета – нарисована голубой краской на самом высоком, девяностофутовом утесе, нависающем над рекой.

– Эй, я тоже! – подхватывает Томми Коллинз.

– Обалдел?! – ору я в ответ. – Только не в мою вахту! Укокошишься, и мне тоже не жить – сначала меня прикончит твоя мамаша, а потом и моя.

Я сам карабкаюсь на «Верзилу», как мы его между собой называем. Бросаю один долгий взгляд на Палисейдс, где отец день напролет торгует хот-догами в парке развлечений – перед ночной сменой на карандашной фабрике «Фабер» в Энглвуде

[102]. Еще отсюда виден Манхэттен и, конечно, наш любимый Инвуд-Хилл-парк в пышном убранстве из диких деревьев. Вот в такой же чаще, под священным тюльпановым деревом, делавары и продали свой остров

[103]Петеру Минёйту, губернатору Новых Нидерландов. Подо мной вьется чистый от лодок речной поток. Поза Тарзана, толчок ногой, кувырок – и я наконец лечу, и лечу, и лечу вниз, навстречу прохладному всплеску! Темнота.

Я встрепенулся.

Спасительная свежесть ручья, в которую я окунулся, обернулась ничем. Я сидел все там же – в проклятой парадной в центре Сайгона, и воздух вокруг меня был горяч, словно в русской бане в Нижнем Ист-Сайде. Я подошел к дверям и прислушался. Где-то неподалеку – может, в паре кварталов отсюда – все еще стреляли. Я принялся мерить вестибюль шагами.

– Эй, парень! Хватит там скакать, как воробей! Поди-ка сюда!

Я бросаю подметать полы в Демократическом клубе на Дайкман-стрит, которым управляла моя тетка, и пулей лечу к столу, где наш судья играет в покер с другими политическими заправилами, такими же здешними завсегдатаями.

– Чики, сбегай к Бенни и принеси мне сигару, а? Хотя нет, лучше две! Я так чувствую, игра-то нам предстоит до-олгая! – И все понимающе хохочут.