– Эй, иди к нам! – крикнула Лариса из соседней камеры. С ней мы познакомились через неделю после моего прибытия. Нас отправили разгружать грузовик с привезенной едой и одеждой. Ларисе досталась одна из самых тяжелых коробок. Не знаю, какой черт меня дернул помочь ей, но тем утром я слышала, как та жаловалась смотрителю, что вчера порвала мышцу во время физических занятий. Я видела это. Мы бежали на скорость, но Лариса замедлилась на середине и дальше бежать не смогла, схватившись за переднюю часть бедра.
Мне просто захотелось ей помочь. Нас же отправили сюда, чтобы мы исправились. Помощь – хороший способ этого добиться. Подбежав к Ларисе, я забрала коробку и сама донесла до кухни. Вот так мы и нашли друг друга. Лариса и ее банда после этого в обиду меня не давали.
Борясь с не пойми откуда взявшейся слюной, я приземлилась на место рядом с женщиной. Странно, но только она с самого первого дня вызывала у меня симпатию. Ей было около сорока, из которых десять лет она уже находилась здесь. От соседки Кузнецкой слышала, что посадили ее за поджог. Муж ушел к любовнице, вот она и отомстила. Со слов самой Лары, она так и не раскаивается, потому что из-за того козла потеряла ребенка.
– Виленская, ну, конечно, у тебя и аппетит сегодня! – восхитилась женщина. – Я так за десяток свой к этой слизи не привыкла!
– Да, Лар, ты просто понюхай, она же огурцами пахнет! – подняла брови я, восхищенно перемешивая эту самую слизь и готовясь зачерпнуть новую порцию ложкой. – Жаль соленых здесь не дают. Мне в больницу их пару раз приносили, так я банку за раз могла съесть.
Ларка хмыкнула.
– Мне тоже так любая гадость вкусной казалась, когда я беременной была. Так может ты это, того?
– Что того?
Прежде чем услышать ответ, я заметила Царькову, идущую между столов в мою сторону. Она потирала потрескавшимися пальцами подушечку вилки, направив зубчики вперед. В глазах ее были предвкушение и злость. И куда смотрят смотрители, уж извините за тавтологию?
Она надвигалась не на меня, и это должно было радовать. Вера, просто отвернись, это не твои проблемы.
Она прошла за спиной моей соседки, Шуваловой, от одного взгляда которой хотелось зажаться в угол и не вылезать, и резким движением ударила вилкой ей в бок. Не успев обдумать свои действия, я вскочила и ударила рукой по кисти Царьковой, чтобы остановить еще один замах. Получилось. Зэчка разжала пальцы, и вилка перекочевала ко мне. И именно в этот момент Шувалова обернулась, держась за бок. Кроме ярости на ее лице ничего не было. Даже намека на боль или слезы. Все-таки вилка прошла сквозь кожу, пусть и не глубоко.
– Ах ты, дрянь, тебе не жить!
И вот я уже лежу на полу стараясь прикрыть лицо и живот, подставляя руки и ноги, а меня колотят из-за всех сил, как боксерскую грушу. Такое чувство, что охранники оттащили Шувалову спустя огромное количество времени. Все тело болело, и у меня не было сил открыть глаза и пошевелиться.
– Боже, почему так много крови?! – последнее, что долетело до меня, перед тем как я потеряла сознание.
“Ребенка удалось спасти,” – единственная фраза, которую запомнила я из длинного монолога врача…
***
– Простите, что Вы только что сказали? – заплетающимся языком спросила я.
– А Вы что, не знали? – брови врача поползли на лоб. – Хотя тогда бы это было записано в Вашей карточке… Тогда, поздравляю, мамаша, Вы беременны. Срок примерно пятнадцать-шестнадцать недель. Как Вы раньше сами до этого не догадались? Тошнота, задержка… Вас ничего из этого не смутило?
– Я… я… мне говорили, это побочные эффекты из-за сильной смеси лекарств, что мне давали в больнице…
– Странно. Вам же пришлось делать пластику из-за ожогов. Такие операции не разрешено проводить на беременных женщинах. Ваш хирург был обязан убедиться в готовности Вашего организма к внешнему вмешательству. Вы хотите, чтобы я доложил о случившемся в…
– Нет! – это вырвалось слишком резко. Какой-никакой, но тот хирург был моим отцом, даже если он сам отрекся от меня. Что-то внутри меня не позволяло подставлять его, хоть он и обидел меня.
– Ладно, – доктор снова погрузился в документы. Наверняка, ему было полностью плевать на меня и на моего отца. – Наделают детей, а потом бросают их по приютам… – тихо прошептал мужчина, что-то строча на желтоватом листке тонкой бумаги. – И с этим будет так же. Папаша-то у него есть?
Вопрос прозвучал громче остальных слов. Для меня же он завыл сиреной в голове.
Папа?
Беременна?
Только сейчас до меня начал доходить весь абсурд ситуации. Да ведь я бы еще час назад не смогла бы ответить на вопрос девственница я или нет!
До своего блока я не шла, а плелась на подкашивающихся ногах. На автомате руки сами норовились лечь на живот. Ребенок ведь ни в чем не виноват? Зачем тогда Бог решил подарить его такому ужасному человеку, как я?
– Мне нужно позвонить! – я резко замерла, не дойдя до камеры несколько шагов.
– Ага, сейчас, а интернет тебе в блок не провести? – рассмеялась охранница, толкнув меня вперед.
– Пожалуйста, это очень важно! Отведите меня к начальнице колонии!