За синей птицей

Сейчас он шел неторопливо, потому что вокруг было тихо, и чуткий нюх его не улавливал никаких запахов, кроме запаха свежего снега, хвои и недавнего следа, оставленного зайцем. Волк шел по этому следу, низко опустив лобастую голову, мягко и сильно ступая упругими лапами по неглубокому снегу. У кустарника след исчез, — видно, зверек сделал прыжок в сторону.

Волк остановился. Сейчас его можно было принять за крупную, приземистую овчарку с отвислым задом и темно-бурой окраской шерсти. След потерялся, но инстинкт подсказал хищнику, куда сделал длинный скачок зайчишка, и, повернувшись всем туловищем направо, волк миновал косматый куст, запорошенный снегом, и вышел на небольшую поляну, где высилась громадная ель, и тотчас же легкое дуновение ветра донесло до него запах человека. Зверь круто повернул обратно, но вдруг короткий, оглушающий звук разорвал лесную тишину, и что-то ударило горячим огнем в заднюю его лапу. Волк сделал огромный прыжок, но выстрел прогремел еще раз, теперь уже с другой стороны. Хищник дернулся и упал на снег.

К нему через поляну, опережая других, бежал Евсей Лаврентьевич. Подошел и капитан Белоненко.

— Ну, старшой, поздравляю, — сказал он старому охотнику, — этот уж на вашем счету. А здоров, черт!

— Да что там! — возбужденно и радостно откликнулся Евсей Лаврентьевич. — Не подрань вы его — ушел бы… Эх, мать честная! Хороша будет шкура. Уж как хотите, товарищ капитан, — повернулся он к Белоненко, — а выделаю и вам привезу. На память.

— Ладно, — улыбнулся Белоненко, — если на память, то и отказываться неудобно. А вдруг это — последний хищник в наших местах? Как такую память не сберечь?

— Последний не последний, — отозвался охотник, заворачивая самокрутку, — а поубивали мы их порядком. Теперь они осторожнее будут, а то скажи как обнаглели!

Лейтенант Морозов с восхищением и завистью разглядывал убитого волка, восклицая:

— Вот везет людям! Ну что бы мне орел выпал! Я бы уж с такой позиции тоже, думаю, не промахнулся.

— Не огорчайтесь, лейтенант, — сказал Белоненко, — говорят, кому в карты везет, тому в любви не везет. И наоборот… Для нас с вами эта пословица удивительно верной оказалась.

Глава третья

«Нет в жизни счастя»

Отшумели февральские метели, и звонкие утренники марта растаяли в шорохе первых апрельских ночей. Потом целые две недели стояла тихая, теплая и пасмурная погода, потом прошел неслышный теплый дождь, и вдруг как-то сразу, в одну ночь, набухшие соком деревья окутались зеленой дымкой. С протяжным курлыканьем прошли над притихшими весенними лесами косяки журавлей.

Ребята провожали их долгими взглядами, и каждый думал о вольном полете птиц, о высоких солнечных просторах, шорохах ветра и о весне.

Младшие забывали о журавлиных криках, как только четкий треугольник скрывался из вида, а старшие еще долго молчали и будто становились взрослее.

Через зону с шумом и гомоном неслись мутные, торопливые воды ручья. Зимой его замело снегами, и о нем забыли. А теперь, когда он, освобожденный от сугробов и льда, вышел из берегов и стал похож на маленькую, но сердитую речку, колонисты приходили смотреть, как крутится темная вода, огибая старую корягу и оставляя вокруг нее желтую пену. Казалось — ручей очень торопится, что ему некогда задерживаться, что впереди предстоит какая-то очень большая и важная работа. Потому он и сердится, встречая на своем пути препятствия, потому и шумит с таким нетерпением. А вместе с ручьем стремятся и спешат вперед веточки, листья, прошлогодняя хвоя.

Виктор Волков стоит на берегу ручья и с жадным нетерпением следит за щепкой, ныряющей в воде. Ее прибивает к берегу, она дрожит, дергается, стараясь освободиться. Течение вновь подхватывает ее, и она крутится, то покрываясь пеной, то вновь выплывая на поверхность. Виктор облизывает сухие губы, и глаза его горят азартом. Он шагает по вязкой глине берега, не глядя под ноги, и не отрываясь, смотрит на щепку.

— Эх! — восклицает он. — Счастливая! Плывет себе куда захочет, и плевать она хотела на все заборы и ограды. Видел?! — поворачивается он к Пете Грибову. — Опять вырвалась!

Петя молчит. Он не решается сказать Волкову, что щепка вовсе не плывет «куда захочет». Ее несет водой, бросает вперед, крутит, прибивает к берегу. Какое же это «куда захочет»? И никакого «счастья» Петя в этом не видит. И завидовать тут нечему.