За скипетр и корону

Фрау фон Венденштейн ввела старого Ломейера в комнату сына, они просидели там взаперти с полчаса, и результатом этого совещания было то, что старик дал согласие на помолвку дочери с Фрицем, откладывая окончательную развязку до получения согласия от старого Дейка. А чтобы дать тому возможность познакомиться с будущей невесткой, было решено, что Маргарита поедет с фрау Венденштейн. Фрау Венденштейн взялась представить ее будущему тестю и посвятить в особенности местного хозяйства, и старый Ломейер с радостью принял это предложение, потому что привык в течение нескольких недель высоко чтить старую фрау. Он сообщил молодым людям торжественно и важно, что они «между собой все порешили с милостивой фрау фон Венденштейн», и молодые люди пришли в неописанный восторг.

Между тем подошло время отъезда. Легкий намек, сделанный фрау Венденштейн насчет уплаты издержек, в которые ввело старого Ломейера продолжительное пребывание больного в доме, так разобидел старика, что об этом не было и речи. Но в день отъезда она подарила Маргарите великолепный крест из рубинов и бриллиантов на нитке крупного жемчуга.

— Я выплакала здесь много слез, — сказала она, — об этом пусть напоминает жемчуг, милое мое дитя, но вечная любовь, которой мы поклянемся под священным изображением креста, осушила мои слезы: об этом пусть напоминает крест. И когда вам придется плакать в жизни, посмотрите на этот крест с твердой верой и глубоким упованием!

И затем она уехала, сопровождаемая тысячью пожеланий старого Ломейера, который обещал приехать, когда все устроится, и даже подумывал о том, как бы провести последние дни жизни на новой родине своей единственной дочери.

Таким образом, на той самой почве, где в кровавом бою поднялись ганноверцы на пруссаков, из семян вражды христианское сострадание и искреннее влечение двух молодых, крепких сердец взросла любовь. Это происходит по тому вечному изволению, которое всюду превращает зло в добро и на путях, куда толкают людей демоны распри и борьбы, с неутомимой заботливостью заглаживает их мрачные следы светлым лучом примирения.

Свидание с Блеховом было печально и серьезно. Обер‑амтман долго, молча прижимал к сердцу сына, вырванного у смерти, безмолвно поцеловал жену в лоб. Последовавшие дни были невеселы и серьезны.

Обер‑амтман работал с аудитором Бергфельдом, чтобы привести в безукоризненный порядок все бумаги по управлению и сдать их прусскому преемнику как доказательство точной служебной исполнительности. Фрау Венденштейн молча и грустно, но в безустанной деятельности расхаживала по дому, укладывая по сундукам и ящикам сокровища, собранные трудами почти двадцатилетнего образцового ведения хозяйства, вдвойне ценные по связанным с ними воспоминаниям, понятным только ее сердцу и взгляду. Большие, массивные дубовые шкафы имели ужасно печальный вид с открытыми дверцами и пустыми ящиками. Через весь дом пронеслось холодное и безотрадное веяние разлуки и прощания — то веяние, которое, подобно вестнику смерти, сурово пронизывает человеческую жизнь и всякий раз, касаясь нас, сжимает сердце трепетным предчувствием последней, великой разлуки навек. Каждое прощание срывает цветок с ветки, один из тех цветов, которыми весна жизни украшает наше сердце, пока наконец их все не занесет зимним снежным покровом смерти. Но каждый цветок оставляет по себе плод с зародышами более прекрасных цветов, которым предназначено распуститься под жизненным дуновением вечной весны.

Фриц Дейк составил с отцом продолжительный разговор. При первых словах сына старик нахмурился. Он любил сына, безусловно доверял ему и был твердо убежден, что он не сделал бы недостойного выбора, но ввести в дом горожанку, делать пруссачку госпожой в ганноверском, вендландском хозяйстве — было ему не по сердцу. Но он, однако, ничего не сказал и по просьбе сына отправился к фрау фон Венденштейн.

Как только старушка, которую он считал идеалом всех женских совершенств, рассказала ему о гостеприимном радушии, какое встретили в доме Ломейера ее раненый сын и они все, как только она описала ему изобилие и порядок, царствовавшие в доме отца Маргариты, когда она ласково и задушевно стала убеждать его не переносить прискорбной вражды в тихие семейные круги, он подал ей серьезно и спокойно руку и сказал:

— Да будет как желает мой сын. Он славный малый. Добро пожаловать жене, которую Фриц введет в мой дом, и да почиет на ее голове мое родительское благословение!

Тогда фрау Венденштейн отворила двери соседней комнаты и впустила краснеющую, дрожащую, но прямо и ясно глядевшую Маргариту в богатом костюме вендландской крестьянки. Она быстро подошла к старику, взяла его руку, поцеловала и уронила на эту грубую, мозолистую руку горячую слезу.

Суровое, морщинистое лицо старого крестьянина просияло кроткой улыбкой, глаза с необыкновенной нежностью остановились на стройной, сильной фигуре молодой девушки, он положил руку на ее блестящие волосы и проговорил:

— Да благословит тебя Бог, дочь моя!