За скипетр и корону

— И в самом деле, — согласился граф Бисмарк, немного подумав, — отчего бы его не выслушать? Хотя мое решение по всем этим прямым и косвенным предложениям останется неизменным, — прибавил он, усмехаясь. — Где же Хансен?

— Он ждет внизу. Прикажете его позвать?

— Пожалуйста! — сказал министр. — Мы с вами еще увидимся у графини?

Кейделль поклонился. Через минуту он ввел в кабинет Хансена и сам удалился. Граф поклонился со сдержанной приветливостью маленькому, скромному человеку, и пригласил его сесть по другую сторону стола.

Светлые, проницательные глаза графа вопросительно посмотрели на умное лицо датчанина.

— Ваше сиятельство, — начал Хансен, — я вам от лица моего отечества искренне признателен за великодушное внимание, оказанное вами датской национальности в статье пятой мирного договора.

Граф Бисмарк слегка поклонился.

— Я ничего не имею против Дании, — сказал он, — напротив, я чту и уважаю этот маленький, сильный народ и горячо желаю, чтобы Германия жила с ним в мире и дружбе. От ваших соотечественников будет зависеть не обременять и не замедлять чрезмерными и невозможными требованиями практическое выполнение условий, принятых в мирном трактате за основу наших отношений к Дании.

— Я желаю быть полезным вашему сиятельству, — сказал Хансен, — и потому приехал сообщить вам несколько мыслей, на основании которых, как я убежден, деликатные отношения между вновь организующейся Германией и Францией могут быть установлены прочно и к взаимному удовольствию.

Граф Бисмарк выразил жестом, что он готов слушать.

— Осмеливаюсь доложить вашему сиятельству, что я посвящен в имевшие место переговоры.

Граф Бисмарк промолчал.

— Император, — продолжал Хансен, — в тяжелом положении. Его воззрения на самостоятельные права великих народов, на их национальное развитие вступают в серьезное противоречие с необходимостью стать во враждебные отношения к состоявшимся в Германии фактам.

Чуть заметная тонкая усмешка мелькнула на серьезном лице министра.

— С другой стороны, — продолжал Хансен, — несомненно, что значительное политическое и военное усиление Пруссии внушает серьезнейшие опасения общественному мнению во Франции — опасения, которые император, менее чем какое‑либо иное правительство, может оставлять без внимания, так как его правительство зиждется на народной воле, на выборе общественного мнения Франции. Император, — заговорил он снова, так как граф Бисмарк продолжал смотреть на него молча и задумчиво, — думал поначалу, что это общественное негодование может быть устранено вознаграждениями, которые укрепили бы оборонительные силы Франции в надлежащей пропорции к усилению наступательных сил Германии, однако он далек от того, чтобы довести до крайности вопрос, который мог бы смутить и испортить столь им высоко ценимые дружеские отношения Франции к Германии.

По лицу графа опять скользнула та же тонкая, легкая усмешка.

— Император думает, — продолжал Хансен, — что есть пути, которыми можно было бы навсегда устранить всякое противоречие. Исходя из того принципа, что две могущественные военные нации гораздо надежнее защищаются от взаимных столкновений нейтральными промежуточными странами, чем стратегическим укреплением границ, император возымел мысль, что образовать подобное Бельгии нейтральное государство на Рейне было бы лучшей мерой к окончательному мирному и дружелюбному урегулированию между Германией и Францией. Во главе этого католического государства по населению можно было бы поставить саксонского короля.

— Мир с Саксонией подписан, — заметил граф Бисмарк.

— Я не имел в виду непосредственное осуществление этой идеи, ваше сиятельство, — сказал Хансен, кланяясь — В настоящую минуту вопрос заключается только в том, чтобы это нейтральное прирейнское государство, которое Германию и Францию в одно и то же время в военном отношении разделяло бы, а в национально‑экономическом соединяло, поставить под управление князя из дома Гогенцоллернов, и таким образом, основать там династию, родство которой с прусским королевским домом устранило бы всякое недоверие в Германии.

— Княжеский дом Гогенцоллернов не в родстве с нашим королевским домом, — напомнил граф Бисмарк.

— Но все‑таки отрасль этого дома, — отвечал Хансен. — Я считаю себя вправе заверить ваше сиятельство, что как только вы выскажете одобрение вышеизложенным мной мыслям, вопрос немедленно будет перенесен на официальную почву.

Датчанин замолчал.

Граф Бисмарк задумчиво потупил глаза. Затем поднял ясный и спокойный взор на полное ожидания лицо Хансена и заговорил твердым голосом: