За точкой невозврата. Полдень битвы

Когда под самым его бортом взорвалась последняя бомба, британский линкор был изуродован, накренился на левый борт и горел (одна из реактивных бомб вскрыла танки с мазутом), но в первом налете фатальных повреждений в виде подрыва погребов он не получил, и даже оставался на ходу. И тогда в бой пошли итальянцы: восемнадцать бомбардировщиков-торпедоносцев Савойя-Маркетти SM.79 «Ястреб» под прикрытием двух десятков истребителей Re2001 «Сокол». Атака производилась на бреющем полете из мертвого пространства со стороны задравшегося вверх неподбойного борта, отчего единственными защитниками линкора оказались эсминцы сопровождения. Три самолета было сбито еще до выхода на рубеж атаки, зато остальные более-менее точно смогли сбросить в воду свои торпеды, по две штуки на торпедоносец. Промахов, конечно, было предостаточно, но и британский линкор был не в состоянии маневрировать, уклоняясь от атак.

В итоге в цель попали восемь торпед (две из них – в настырные эсминцы). И через час мучительной агонии борьбы за живучесть на дне Средиземного моря для будущих туристов-дайверов добавился еще один увлекательный (и опасный) аттракцион: «потопленный британский линкор эпохи династии Виндзоров». Кстати, вместе с линкором на морское дно ушел и Филипп, принц Греческий и Датский, в нашей истории ставший мужем королевы Елизаветы Второй, герцогом Эдинбургским, породившим следующее поколение Виндзорского дома. Но к тактическому (и стратегическому) результату битвы под Эль-Аламейном это никакого отношения уже не имело.

Зато Бернард Монтгомери, наблюдя в бинокль, как, испустив из себя тяжкое облако черного дыма, переворачивается и тонет их надежда на спасение, отдал приказ выслать парламентеров и начать с Пустынным Лисом переговоры о почетной (по возможности) капитуляции. Ведь тут не Восточный фронт, где противники дерутся насмерть, а германская армия имеет привычку убивать пленных, – тут война цивилизованных людей, пусть даже и в диких местах (так, например, капитулировавший почти год назад британский гарнизон Тобрука до сих пор жив, здоров, и желает того же другим солдатам и офицерам британской армии). А еще генерал Монтгомери хотел узнать, как так, черт возьми, получилось, что Пустынный Лис не издох от голода после смерти породившего его Третьего Рейха, а, напротив, даже усилился настолько, что смог нанести Британии еще одно тяжелейшее поражение.

Роммель тоже был не прочь поболтать с пленным противником, которого он победил, воспользовавшись большей осведомленностью о положении его войск, да еще самоуверенностью вражеской разведки, решившей, что раз уж удалось сломать код «Энигмы», то Лис Пустыни у британцев уже в шляпе. Чистая победа, достигнутая меньшинством против большинства – это настоящий бриллиант, который только вставить в корону и носить. Тысячи убитых при этом англичан, греков, французов, новозеландцев, австралийцев и южноафриканцев не в счет – они просто оказались не в том месте и не в то время. При этом о своих потерях Роммель скорбит, но не чувствует себя в них виновным, ведь он сделал все возможное, чтобы их оказалось как можно меньше.

– Мой добрый Бернард, – сказал он, с широкой улыбкой пожимая руку побежденному противнику, – ну вот мы и встретились. Я знаю, что вы рассчитывали на то, что наш разговор случится при несколько иных обстоятельствах, но сейчас это уже не имеет такого большого значения. Победитель из нас двоих определился, и им стали не вы.

– Но как, черт возьми, мой добрый Эрвин, вы смогли догадаться, что на левом фланге моих войск дыра? – воскликнул раздосадованный Монтгомери. – Ведь я с таким тщанием старался убедить вас в обратном, но, к своему сожалению, не преуспел в этом ни в коей мере. И скажите, откуда взялись силы, которых у вас просто не должно было быть – все эти зенитные орудия, нанесшие такой урон моим танкам, самолеты и хорошо обученные солдаты? Ведь вашего фатерлянда, откуда вам могли бы прислать подкрепление, больше нет. Он погиб, уничтожен, захвачен большевиками, два месяца назад принявшими капитуляцию вашего командования.