Заблудившиеся

— Да ничего я не запомнил, — признался Грищенко. — Меня провели в какой-то подвал, который все называли музеем. Я должен был там чем-то восторгаться, бурно выражать эмоции. Так у них принято. В смысле принято выражать эмоции бурно. Собралось множество всяких «звезд» и «звездочек», ну, вся эта богемная шобла съехалась. Все хлопали себя по ляжкам, что-то орали, ржали. В общем, все вели себя сообразно своей испорченности и популярности. Честно, я ничего не понял на этой выставке. Но это неважно, там никто ничего не понял. Когда все уже порядочно напились, я сделал пожертвование, и мы с супругой по-тихому улизнули. Никто нашего ухода не заметил, не до того им уже было.

— И много ты пожертвовал? — Сухой выглядел обиженным.

— Мелочь какую-то, уж не помню, — соврал Грищенко, на выставке бизнесмены вроде него сорили деньгами, дать мало показалось неудобным.

— А что за «звезды» там были? — не отставал Сухой.

Петр Максимович назвал несколько имен и услышал, как Сухой заскрипел зубами.

— Да что это за страна, где процветают такие бездари? — Сухой задумчиво отхлебнул из бутылки.

Проклиная себя за мягкосердечие и уступчивость, Грищенко смотрел на часы и думал, почему так: он, всегда ухватистый и решительный в деловых вопросах, остается в быту таким рохлей? Нужно идти к завтраку, купить конфеты жене для подарка, а он вместо этого сидит с этим идиотом Сухим и ведет бессмысленный тягучий разговор.

— Сука он все-таки, — сказал Сухой. — Висельник поганый.

— Кто? — не понял Петр Максимович.

— Постников, конечно, кто же еще. — Сухой тяжело вздохнул. — Талант, Петя, это такая материя…

Подыскивая определение таланта, он описал в воздухе рукой замысловатую траекторию, чуть было не свалил со стола бутылку ликера «Кофейные зерна».

— Талант — это оттуда, — Сухой показал пальцем вверх. — Это от Бога. А Постников просто ремесленник. Техникой владеет с грехом пополам, а таланта Бог не дал. А Анастасии Николаевне его выставка понравилась?

— Не знаю, спросишь у нее сам в следующую субботу, — Грищенко следил за секундной стрелкой часов. — Об искусстве тебе лучше с ней разговаривать. Кстати, говорят, свой триптих «Последнее воскрешение» Постников подарил Третьяковке.

Петр Максимович и тут же пожалел о своих словах. Они давали повод для продолжения почти выдохшегося разговора.

— Да кому нужна его пачкотня? — встрепенулся Сухой. — Я бы эту мазню в нужник деревенский не повесил. Это же курам на смех. Он же дерьмом собачьим пишет, а не красками. В Третьяковке его мазню бросят в запасник мышам на съедение.

Сухой приложился к бутылке.

— Оно, конечно, так, — согласился Грищенко. — В Третьяковке русских классиков выставлять негде.

Теперь разговор необходимо быстро закончить и уходить, решил он. Сухой, несомненно, являлся самой колоритной фигурой пансионата «Березовая роща», но Грищенко, общавшийся с художником только из-за пристрастия Анастасии Николаевны к авангардной живописи, всегда тяготился его обществом. Сухому бы отдыхать в домах творчества, в компании людей искусства, думал иногда Грищенко, там бы он нашел себе подходящую аудиторию, мог вещать и пророчествовать сколько угодно, высказывать самые парадоксальные суждения и находил бы себе немало благодарных слушателей.

Но Сухой почему-то не любил дома творчества, по возможности сторонился художников, объясняя это тем, что в компании себе подобных теряет индивидуальность. Кроме того, завистливая богема ревностно относится к его успехам и не может скрыть ликования в моменты провалов. «Стадо, собранное по принципу наличия творческих способностей — все равно стадо, — резюмировал Сухой. — Родственных по духу людей я быстрее найду среди коммерсантов».

Эти рассуждения Сухого Петр Максимович считал лживой болтовней. Лучше здесь в «Березовой роще», в компании состоятельных людей, некоторые из которых добились славы меценатов, продавать одно-два полотна в месяц, чем за бесплатно, пусть и с успехом, разглагольствовать в компании небогатых художников. Такое объяснение, придуманное Петром Максимовичем, все расставляло на свои места и даже вызывало некоторое уважение Грищенко к коммерческим способностям художника. «В конце концов, этот способ поиска состоятельных клиентов лучше, оригинальнее других способов», — думал Петр Максимович, разглядевший за экзальтированностью Сухого деловую сметку.

— Ладно, еще увидимся, — Грищенко рывком поднялся с кресла. — Спешу на завтрак, еще в буфет надо успеть. Анастасия Николаевна просила конфеты купить. Она, кстати, большой привет тебе передавала.

Грищенко пятился задом, все увеличивая расстояние между собой и Сухим.

— Спасибо, — Сухой потянулся к почти опустевшей бутылке ликера «Кофейные зерна». — Ей тоже привет, — художник казался задумчивым и печальным. — Две мои картины висят в Третьяковке уже год, — повысил голос Сухой. — Не в запасниках гниют, а представлены в основной экспозиции.