Хенсон бросился к Смоллу, бросил винтовку, и пытался зажать рану на горле Смолла своими руками. Но это было бесполезно. Разрез был слишком глубоким. Кровь хлестала сквозь пальцы Хенсона, словно молоко через сито.
Смолл попытался заговорить, но в горле только заклокотало. Хенсон опустил ухо ко рту Смолла, чтобы расслышать, что тот скажет. Он подумал, что услышал, как Смолл проговорил: — И все-таки без штанов.
Тело Смолла обмякло. Хенсон осторожно опустил его на землю, а затем посмотрел на Уилсона. Он взял ружье и направил его на бандита. Пот высыпал бисером на лбу Хенсона, а его зубы сжались. Он едва смог выдавить из себя слова. — Одно слово. Только одно. И я расплескаю по грязи твои мозги.
Уилсон посмотрел на него, но удержал язык за зубами. Он сфокусировал свой взгляд на пальце Хенсона, на курке винтовки. Тот дрожал.
Билли сказал: — Смотри за ним, бвана. Я пойду за другим гадом, — и Билли отправился в джунгли за Кэнноном.
Ночь опустилась вниз, покрыв всю землю мраком. Луна поднялась вверх блестящим шаром. Хенсон присел рядом с телом Смолла, его винтовка была направлена на Уилсона.
В джунглях, в темноте, Билли преследовал Кэннона.
Как только Джин услышала движение в подземелье, она не задумываясь, спросила: — Кто там?
Последовал долгий момент тишины, а потом донеслось: — Ньяма. Я Ньяма и я скоро умру.
Джин покосилась, глядя в темноту. Ее глаза сфокусировались, и девушка смогла увидеть фигуру говорящей. Девушка.
— Вы говорите по-английски, — спросила Джин.
— Миссионеры, — сказала Ньяма. — Я могу и читать также. И цитировать стихи из Библии. Вы хотели бы их услышать?
— Нет, только не сейчас, — сказала Джин. — Может быть, вы можете поведать их мне позже… Как вы сюда попали? Какие миссионеры? Миссионеры в этом городе?
— Нет, — сказала Ньяма. — Конечно же, нет. Я из большой лесной земли. Однажды эти люди из Ура совершили набег на нас, а я была одной из тех, кого они угнали прочь. Я не знаю, живы ли до сих пор кто-либо из других наших людей, которые были привезены сюда. Думаю, нет.
— Как давно вы здесь?
— Я не знаю. Я уже долгое время в городе Ур. Но здесь, в этом месте… Не долго… С тех пор, как Куруванди устал от меня.
— Куруванди?
— Он правитель Ура. Один из длинной череды царей Куруванди. Меня привезли сюда, чтобы сделать одной из его жен, и он заставил меня… Но я сделала его несчастным. Наконец, он отправил меня сюда. Вскоре я умру. Но, я сделала бы это снова…, я бы снова сделала его несчастным. Я предпочла отвергнуть его, чем делить с ним ложе в спальне. Я не хочу, чтобы со мной обращались как с племенной коровой. Вам повезло, что ему не понравилась ваша внешность.
— Я не знаю, заставит ли это меня чувствовать себя оскорбленной или счастливой.
— Дайте-ка, я на вас гляну, — сказала Ньяма.
— Это не так-то просто в темноте, — ответила Джин.
— Я привыкла к темноте. Вот здесь, подойдите, — женщина взяла Джин за локоть и подвела ее к закрытой двери.
По краям вокруг двери просачивалась немного света, и Джин смогла почувствовать свежий воздух дующий снаружи. Воздух не был прохладным, но, конечно, он пах лучше, чем воздух в камере. Свет и воздух немного воодушевили ее.
— Вы весьма хорошенькая, — сказала Ньяма, приблизив свое лицо к Джин.
— Вы тоже, — сказала Джин. Это была честная оценка. Ньяма была действительно очень красива.
— Я удивлена, что он не захотел вас в качестве одной из своих женщин, — сказала Ньяма. — Возможно, это потому, что он видит, что ваша бледная кожа не так красива.
— Почему он хочет меня убить? — сказала Джин. — Я не пришла сюда по собственному желанию. Я не сделала ничего людям Ура. Правда, я бы пришла сюда и по своей воле… почему они должны убивать меня? Убивать нас?
— У него есть свои причины, — сказала Ньяма. — Но и без объяснения причин, он убьет нас в любом случае. В конце концов, он убивает всех. Он сумасшедший. Они все безумны. Гордящиеся славой своего величественного города и своих богов… хотя есть одна вещь. Их бога, в отличие от христианского бога, вы можете увидеть. Я видела его. Он так же безумен, как Куруванди. Это ужасное божество.
— Вы видели их бога?
— Да.
— Эта статуя… оракула?
Ньяма вздохнула. За этим последовало долгое молчание. И, наконец, она продолжила: — Нет, я не верю ни во что из этого. Статуи это лишь статуи, а оракулы это всего лишь старики и старухи, копошащиеся своими пальцами в кишках птиц. Я верю в то, что вижу. А я видела этого бога.
— Двигающегося и дышащего бога?
— Не поправляйте меня, — сказала Ньяма. — Это правильное слово, разве не так? Опекать?
— Простите меня, — ответила Джин. — Я не это имела в виду.
— Да, вы именно это имели в виду.
— Но бог двигался и дышал?
— Миссионеры верили в бога, которого я не могла видеть. Они хотели, чтобы я поверила в него. Я не могла. Но здесь, в Уре, жители верят в бога, которого вы можете увидеть. Я видела его. В этом больше смысла, чем в боге, которого вы не можете увидеть. Но все-таки, бог он или не бог, мне плевать на него. Это божество смерти и разрушения. Он очень злой.
— Вы утверждаете, что этому богу нас принесут в жертву?