Забытые пьесы 1920-1930-х годов

МАНЯ (ходит. Подходит к этажерке). Хоть бы зашел кто! Никто не зайдет, пожалуй. К Косте никто не заходит, а я не знаю никого.

Роется в книгах.

Каутский. «Этюды»^{233}. Все равно как в музыке… [Бухарина «Три речи»^{234}.] Верганской книги.

На пол падает тетрадка.

Не падай.

Поднимает, рассматривает.

Дневник Нины… Нехорошо читать. (Читает.) Нельзя…

Садится и читает. Наклоняется над дневником.

Не может быть! Да как же это? (Читает вслух.) «Сегодня я ему сказала, что, если так будет продолжаться, я застрелюсь. Он сказал: „Хоть бы на самом деле застрелилась. Пожалуйста“. А когда уходил, я видела, нарочно оставил револьвер, как будто забыл вместе с поясом…» Ужасно! Ведь это же страшно!

Читает вслух.

«Сегодня он впервые ударил меня. Не ударил, толкнул сильно, но я упала на кровать и ударилась головой о спинку… Получила письмо от матери. Она спрашивает: „Ниночка, есть ли у тебя сорочки? Если нет, я пришлю…“ Мамочка, если б ты знала, как тяжело твоей Ниночке… Как ей хочется умереть…» Боже, неужели это так было! Вот последняя страница.

Читает вслух.

«Это решено твердо. Сегодня я уйду. После того, что говорил Василий Петру, когда его сняли с петли, так продолжать нельзя. Моя жизнь с Костей — гадость. Мысль о самоубийстве — преступление. Я не имею права застрелиться ни при каких обстоятельствах».

А как же?.. Как это все сразу!.. Не могу я одна… Федору скажу…

Сует дневник обратно на этажерку, убегает.

ТЕРЕХИН (входит). Манька! Забыл папиросы. Да где ты? Убежала уже. Где это я мог их оставить?

Подходит к этажерке, ищет.

Нет! И тут нет.

Находит дневник.

Черт! Нинкин дневник! Я и забыл! Хорошо, что никому не попался. Вот влип бы…

Хочет порвать дневник.

ИВАН (входит). Костя…

ТЕРЕХИН (вздрагивает, быстро прячет дневник за спину). Что ты без спросу входишь? Что это тебе, пивная, что ли? Стучать надо! Катись отсюда! Я занят.

ИВАН (растерянно). Ты в клуб скоро пойдешь?

ТЕРЕХИН. Ступай, ступай. Скоро приду… Иди! (Смотрит ему вслед несколько секунд. Разрывает дневник.)

ФЕДОР (вбегает в дверь). Ты что? Рвешь? Дневник рвешь? Улики прячешь? Не смей!

Хватает ТЕРЕХИНА за руку.

ТЕРЕХИН. Подглядывать? Ну, постой…

ФЕДОР. Отдай дневник!

Борются. ТЕРЕХИН сбивает ФЕДОРА с ног.

Бьет лежащего. Потом бьет ногой.

ТЕРЕХИН. Будешь? Сволочь! Будешь подглядывать? Шпионить? Гадина!

Отходит. Дышит тяжело.

Получил?

Смотрит на Федора. Трогает его ногой. ФЕДОР не шевелится.

Ну, нечего прикидываться! Вставай… Федька… Федор! Вставай! Федя, что ты? Вот черт, неужели прихлопнул? Будь ты проклят!

Бежит к столу, наливает из чайника воду в кружку. Подбегает к ФЕДОРУ. Хочет его обрызгать. Взгляд его падает на дневник. Ставит кружку на грудь ФЕДОРУ. Рвет на клочки дневник. Прячет обрывки в карман. Брызжет на ФЕДОРА водой.

Федя! Федор! Вставай!

ФЕДОР (шевелится).

A-а… Ох!

ТЕРЕХИН. А, жив, сволочь! Вставай!

ФЕДОР подымается.

Вон отсюда!

ФЕДОР (встает, пошатываясь, идет к двери. Поворачивается и говорит Терехину). Постой, подлец! Это не пройдет тебе даром.

ТЕРЕХИН. Иди, иди! [Герой кверху дырой.] Сопляк! Чтоб духом твоим не пахло!

Ходит по комнате, подходит к зеркалу.

Царапина. Вот сволочь! А как он пронюхал? Подсматривал? (Рвет.) Ну, теперь кончено… А будет рассказывать — доказательства где? Нету, товарищи, доказательств. Сказать все можно… А улики где?.. Нету улик. Что, взяли?! (Показывает фигу.)

Занавес.

Эпизод одиннадцатый

«МАНЕЧКА, МЕНЯ НЕЛЬЗЯ ВЫДАВАТЬ»

Комната Терехина. Полумрак. ТЕРЕХИН и МАНЯ лежат на кроватях. ТЕРЕХИН ворочается и тяжело стонет. МАНЯ поднимается на кровати. Садится.