Забытые руины

– Красивый, удивительный, но чужой мир, – сказала Миалинта. – Словно обрезок другой, неизвестной жизни, затерявшийся среди гиблых льдов и поэтому не стертый до основания. Так говорил отец. Они с мамой еще до моего рождения побывали в Дол-Гизире.

Мне пришлось ненадолго отвлечься от чтения – Тенуин вовремя указал на проснувшегося Феонила. Тот попытался выскользнуть из зала к лестнице, а пойманный извинился, сказал, что не хотел никого тревожить. Я напомнил ему, что мы договорились не отлучаться по одному даже в туалет, и вызвался сопроводить его.

Феонил явно переживал из-за того, что его лишили всякой возможности подать знак Горсингу, однако свое беспокойство он умело выдал за страх перед ночной улицей. Мне и самому было неприятно спускаться на первый этаж. Под туалет мы выделили крыльцо заднего двора – не было смысла рисковать из-за чрезмерной щепетильности, которой в нашем отряде все равно никто не отличался. После всех испытаний Лаэрнорского леса было бы смешно говорить о стеснении друг перед другом.

Я опасался, что Феонил решится на отчаянный поступок: попробует оглушить меня или просто сбежит. В конце концов потом, когда сюда придут люди Горсинга, можно будет придумать любое оправдание этому поступку. Так что я старался всегда идти за Феонилом, не поворачиваться к нему спиной, а выйдя на лестницу, первым делом обнажил меч.

Судя по всему, Феонил действительно обдумывал разные возможности, так как на заднем крыльце он сидел довольно долго, но в итоге смирился, возможно, решил подать сигнал следующей ночью.

Я молча вернулся к сидевшей на подоконнике Миалинте. Тенуин меня ни о чем не спросил – и так было понятно, что с Феонилом все прошло без затруднений.

Одолевая зевоту и чувствуя, что сейчас уснул бы без лишних терзаний, я все же предпочел до конца изучить все, написанное Фаартом из рода Мелендарна о Северном пределе. Отчасти это объяснялось простым любопытством, но в большей степени тут сыграло роль упоминание северных трещоток. Действуя скорее по наитию, я хотел как можно больше прочитать о местах, где они встречаются.

Из книги я узнал, что трещотки впервые появились на Северной стреле – тракте, ведущем к Гейзерным топям. После основания Дол-Гизира вдоль всей дороги протянулись канатные рубежи и ледяные заграды, оберегавшие санных путников от ветра, через каждые две версты появились глубинные убежища – туда все спускались, заслышав характерное дребезжание трещоток. Устоять перед осколочным воем не удавалось даже хорошо защищенным и переставленным на полозья триголлам.

На обочине Северной стрелы с годами появились настоящие подворья и трактиры – одинокие бревенчатые дома с крохотными окошками, с низенькой дверью, наполовину вросшие в наст и с наветренной стороны всегда под самую стреху заметенные снегом. В таких трактирах чаще всего жили одинокие хозяева, которые порой по несколько дней кряду не видели ни проезжих, ни постояльцев.

По словам Тенуина, в годы Борвандила, который правил уже после того, как Фаарт написал свои «Даурхатты», Северной стреле на целый век выдали освобождение от торговых податей с единственным условием, что торговля будет вестись на самóм тракте или на прилегающих к нему землях. С тех пор начался расцвет не только Северной стрелы, но и Дол-Гизира, к нашим дням ставшего едва ли не богатейшим здравным городом.

– Возле трактиров появились вырытые в снегу рыночные ямы. Возле подворий появились жилые времянки. Не успели оглянуться, по Северной стреле уже стояло восемь поселков. Теперь их там штук пятнадцать.

Тенуин говорил слишком тихо, приходилось напрягать слух, чтобы не упустить ни одного слова. В его голосе не было какой-то выраженной печали, но мне казалось, что следопыт рассказывает о родных местах с любовью, и это было непривычно.

– Дол-Гизир, считай, полвека простоял захолустным и никому не нужным острогом, а потом за каких-то десять лет превратился в настоящий город. Там появились бани, парные, гейзерные ванны и гостевые домики. Наместник постепенно освоил и северную часть долины. Вокруг ядовитых озер, в обход кипящих цветных грязей, пустил прогулочные мостовые…

– Ты туда часто ездил? – спросил я с опаской, не забывая об изгнании Тенуина из Пекель-Зорда.

Следопыт ответил не сразу:

– Мы туда ездили с детьми на Веселую Гунду и Тезоименитство.

С тех пор как мы познакомились в Багульдине, прошло немало времени, и все же Тенуин впервые упомянул свою семью. Даже Миалинта прислушалась, надеясь, что следопыт скажет что-нибудь еще, однако он замолчал и больше не произнес ни слова.

Чувствуя, как с новой силой накатывает сонливость, я наконец открыл последний подзаголовок в главе, посвященной Гейзерным топям.

– «Северный форпост. Покинут», – прочитал я вслух.

– Покинут? – удивилась Миалинта.

– Тут так написано.

– Странно…

– «Расположение: тридцать шесть верст на север от Утиной скалы».

– Что? – Миалинта опять удивилась. – Северный форпост стоит под Утиной скалой. Никаких тридцати шести верст.

– Значит, раньше форпост стоял в другом месте.