Забытые: Тени на снегу

Вёртка к утру сумела переползти на привычное место, немного подпиталась и теперь пульсировала на пояснице живым теплом. И, как я, хотела есть и спать. А вместо этого бдела – на всякий случай. В моменты беззащитности – и собственной, и хозяйской – в паразитах обострялось ощущение опасности.

Когда стемнело, Зим скомандовал привал. Пёс, наевшись снега, исчез в подлеске, а знающий не спешил обустраивать стоянку.

– Мы близко к Вратам, – пояснил он, когда я выбралась из саней. – К середине ночи доберёмся. И я бы рискнул пройти ущелье сейчас. Перекусим, чем получится, выдохнем, и дальше.

…пока всё тихо – читалось во встревоженных светлых глазах.

Я согласно кивнула и удалилась в лесок по тропе пса. Там, откуда мы приехали, зима сердито выла заплутавшим волком, а здесь лишь едва-едва мела позёмка и очень ярко сияла серебристая луна. И в кои-то веки не было туч. Вынырнув из-за елей на полянку, я долго-долго, запрокинув голову, смотрела в небо и считала редкие горошинки звёзд.

От луны шло мягкое, невесомое, незаметное хладнокровным солнечное тепло, и я впитывала его всем существом, пополняя «запасы». А после решилась ненадолго зарыться в сугроб – и с восторгом почувствовала, как кровь сразу заструилась быстрее, разогреваясь. И притупился зверский голод, пропала слабость и даже дышать стало легче. Есть небольшое преимущество в моём возрасте: я мало знаю, зато быстрее «поправляюсь» и согреваюсь.

Из сугроба я выбралась, услышав предупреждающий окрик Зима: «Ось, готово!» Поправила одежду, мельком глянула в чащу и замерла.

За стеной леса лучился слабый свет – золотистый, по-домашнему тёплый. Неужто не все жители долины скрылись от зимы в городах? Неужто кто-то рискнул остаться?

Я бегом устремилась обратно, пока Зим не отправился на мои поиски. Пёс отдыхал прямо у саней. Парни уже своё съели, и Норов прикорнул в санях. Знающий вручил мне единственную, «помытую» в ближайшем сугробе ложку, и я быстро доела странное, жирноватое и несолёное варево. И заодно поведала о доме.

– «Потеряшка» это, – проворчал из саней Норов и зевнул. – Точно «потеряшка». Никого живого тут нету. И дураков среди нас нету – в одиночку-то зимовать. Дороги-то вон как заметает. Не пробиться.

– «Потеряшка»? – повторил Зим с любопытством. – Что это?

Устроившись на облучке, он катал в ладонях снежок, создавая очередные чары, и не поленился оглянуться на извозчика.

А я, кажется, что-то… слышала. И вдруг поняла, что именно предчувствовала недавно. «Потеряшку». Мне надо туда попасть.

– Дом это – «потеряшка», – пояснил Норов. – Никто не знает, чей он, но все говорят, что не наш. Не долинный. И всё там так… ну, как будто хозяева давно-давно ушли. Заброшенно, пыльно… старо. Но, – и он снова зевнул, – будто и так, что они чай греться поставили и вышли воздухом подышать. И невесть куда пропали. Так-то.

– Я должна туда попасть, – повторила я уже вслух и отставила пустой котелок.

– Он опасный? – Зим метнул на меня быстрый взгляд, явно подумав о том же: дом – это волшебная необычность.

– Да не. Вроде, – извозчик пожал плечами. – Но мы побаиваемся. Непонятно ж, что такое… Кто там бывал – все уходили здоровыми. Дом никого не держит. Но мы ж не знаем… Он откуда-то сам по себе возникает и сам по себе пропадает. Ночевать-то в «потеряшке» никто не ночует. Так, обогреться забредут, каравай уведут, чайку хлебнут – и вон. Кто ж его знает, что такое… Но я б поел, – добавил мечтательно. – И в тепло бы…

– То есть все «за», – подытожил знающий и соскочил с облучка.

Пёс глухо заворчал, тяжело поднялся и утопал спать в сугроб. Зим проложил тропу, но остановился, засомневавшись.

– Волшебная необычность, – напомнила я, проскользнув мимо него. – Мы обязаны её изучить. Даже если местные считают её безвредной. Затем мы и существуем – и затем я приехала в долину.

…хотя, да, время терять не хотелось. Но я отчего-то верила, что оно, это время, впустую потрачено не будет. И с лихвой окупится.

Я отправилась по тропе первой, следом – Зим, а в хвосте – Норов. Я шла молча и целенаправленно, прислушиваясь к ощущениям и пытаясь понять, зачем мне «потеряшка», а знающий теребил вопросами извозчика.

– Как давно дом появляется в долине?

– Да почитай… да давно, чалир. Вот сколь долине, столь и ему. И дед мой видал, и прадед.

– А поподробнее?

– Чего?

– Что ещё известно о доме?

– Ну как… Кто его первый увидал – никто не знает. Увидали, и всё тут. Слух пополз: дескать, дом в лесах прячется. Большой – то ль два этажа, то ль три. Древний. Кто по зиме на охоту уйдёт – тот завсегда «потеряшку» повстречает, так среди нас говорят. И завсегда он далече от городов. И завсегда заброшенный, но… будто ждёт кого-то. Не то потеряли его хозяева, не то чары зловредные приключились, и дом потерялся… Не ведаем. И кого он ждёт, зажигая огни…

…поди Забытых, подумала я, очень отчётливо увидев образ дома. Среди еловой стены едва-едва забрезжил свет, а я уже знала, как выглядит пресловутая «потеряшка». Видела памятью солнца… памятью крови предков. Хотя… нет, он ждёт кого-то из нас, старокровных. Построен-то явно нами.