Забытый. Литва

Хлопот с ними оказалось! Но князь настрого приказал выполнять все их указания, удовлетворять все просьбы  — сам следил за работами, приставил к ним самых искусных плотников, чтобы учились и все запоминали, обещал, если все получится, озолотить.

Мастеров звали Иржи и Рехек, было им под сорок лет, говорили они много и нараспев, как колеса катили. Быстро освоились, начали понимать местных, оказались компанейскими ребятами и большими любителями особой бражки из хмеля, которую называли просто питьем, по-ихнему это звучало «пиво».

Первые арбалеты они сделали быстро и красиво, но предупредили, что это так, напоказ Князевым плотникам, что они никуда не годятся, так как сделаны из неподготовленного дерева, и быстро развалятся.

Мастерскую им оборудовали, сушильню строили, заготавливали нужное дерево. Князь торопил.

Но когда сушильня была закончена и первые заготовки уложены, мастера заявили, что теперь надо полгода ждать. На дворе стоял май.

Дмитрий был обескуражен. Начал спорить, ругаться. Чехи пожимали плечами, улыбались, внимательно следили, чтобы в сушильню каждый день укладывалась свежая партия заготовок в полном ассортименте: столько-то буковых поленьев, столько-то ореховых, и т. д., пили свое «пиво», которое быстро научили варить обслуживавших их женщин, да показывали князю пальцем на сделанные быстро первые арбалеты, сломавшиеся через два-три десятка добрых, сделанных на полную затяжку, выстрелов.

На тетивы Иржи требовал воловьи сухожилия. Их не так сложно было добыть, но сложно приготовить. Секрет приготовления знал Иржи, и не особо о нем распространялся.

Те арбалеты, что были на вооружении у воинов Дмитрия, мастера вежливо похвалили.

Но Иоганн вполне понял взгляды, которыми они обменялись, осмотрев оружие, и те несколько скороговоркой пропетых слов.

—  Недовольные чем-то, князь,  — сообщил он.

—  Сам вижу. А ну давай, пусть выкладывают начистоту, не обидимся, не дети. Да и чего обижаться, арбалеты куплены в Ордене.

Ваня долго азартно жестикулировал скрюченной левой рукой, распевал что-то, так что и мастера наконец распелись, а потом и руками замахали.

—  Ну что?

—  Да что, тяжелы, говорят. Натяг маловат, цевье коротко. С такого арбалета можно как будто еще сажен двадцать вытянуть. Оно так, конечно, надежней, но слишком запас велик, не нужен такой.

—  Значит, что же, они нам такой сделают, что на 20 сажен дальше нашего стебанет?!

—  Выходит так.

—  Это уж что-то слишком... Ваня жмет плечами:

—  Черт их знает! Говорят.

—  Скажи им, если такой сделают, я им еще прибавлю.

—  Куда уж прибавлять?!  — возмущается присутствующий при сем отец Ипат,  — и так какие деньжищи неизвестно за что отвалил!

—  Так вот чтобы известно было  — за что,  — усмехнулся князь.

* * *

В конце ноября обильно покрывший землю первый снег растаял, стало неуютно и сыро. Деревья сиротливо качали мокрыми ветками, неопрятно чернели грязью дороги, только зеленя ржи смотрелись чистенько и красиво.

В последний день осени Рехек вынес из мастерской первый настоящий арбалет. Передал в руки князю. Вокруг того теснилась толпа человек в сорок. Все с интересом ждали.

Дмитрий осмотрел оружие со всех сторон:

—  Красиво. Посмотрим, как в деле. А ну, Корноух, бери свой.

—  При мне!  — Корноух сдернул с плеча свой старый, испытанный в битве с Орденом, самострел.

—  Давай вон туда, насколько долетит.

Корноух зарядил, прижал к плечу, поводил вверх-вниз, выбирая угол, и нажал на крючок. Тетива жикнула пчелой, стрела порхнула вдоль опушки и, пролетев, пожалуй, с поприще, упала в зеленя. Оперенье ярко белело на фоне изумруда взошедшей ржи.

Дмитрий осторожно накрутил вороток, наложил поданную Рехеком стрелу, приложился, уставил угол и потянул крюк. Тетива нового арбалета загудела низко, шмелем, а белое перышко мелькнуло по нему и опустилось рядом с первым, даже чуть поближе.

Вздох разочарования вырвался из всех глоток. Первым порывом Дмитрия было: не оплошал ли он сам?! Может, угол недобрал? Он все спокойно вспомнил. Нет, ошибок не было.

Дмитрий оглянулся. Все с негодованием уставились на чеха, а тот, лучезарно улыбаясь, смотрел на князя, словно ждал похвалы.

—  Что же это, Рехек?!

—  О, то добро, кнезе, только цеть долу опущено надо!

—  Пониже наклонить?

—  Да-а, но и то добро, добро!

—  Чего ж тут «добро», когда Корноух стрельнул дальше! Ты же обещал, что ваш дальше будет бить! Сажен на 20-30! А?

—  А-а...  — Рехек беспечно машет рукой,  — то стрелка.

—  Что стрелка?!  — все больше раздражаясь, повышает голос Дмитрий, а дружинники вокруг уже вполголоса кроют матом и лукавого немца, так долго морочившего им голову, и дурака-князя, свихнувшегося на арбалетах и поддавшегося на хитрые иностранные речи.

—  Та ж стрелка!  — улыбается безмятежно Рехек.  — Легчее много. Твоя тяжелая, убивает сильнейше!

—  Что?!! А ну дай!  — Дмитрий протягивает руку к Корноуху, тот дает свою стрелу. Князь заряжает, прикладывается, Рехек подходит и чуть пригибает книзу:

—  О цеть... чуть долу, пониже чутыне... О так! Стрельни уже!