Забытый. Литва

Тот ругался со своей «економкой». Эта маленькая, смазливая, востроглазая и неимоверно стервозная бабенка появилась у Ипата вскоре после княжеской свадьбы на смену третьей или четвертой женщине, которых, выполняя обещанное в Городло, усердно приставлял к монаху сам Любарт, но они почему-то не приживались. Эта же появилась самостоятельно, как-то зацепилась и прижилась под тяжелой Ипатовой дланью, и чем дольше оставалась в доме, тем больше забирала над ним власти. Конечно, никакая она была не экономка, вся ее экономическая деятельность состояла в жесточайшей эксплуатации и помыкании всеми слугами, данными Ипату еще Бобром.

Дмитрий терпеть ее не мог. «Чего он нашел в этой стерве? Или обидеть боится? Да вряд ли, ведь трех уже прогнал, не постеснялся. Видно, ночью красиво трудится». Действительно, стоило Дмитрию взглянуть на эту Тоську, как ему сразу вспоминалась Юли. И в самой заманчивой позе! Сам ее вид вмиг напоминал мужчине «это самое», сидело в ней такое, от чего не мог, видно, отец Ипат никак отцепиться. Хотя доставала она его жестоко. По любому поводу. Вот и сейчас, когда Дмитрий вошел, она не подумала замолчать. Поклонилась князю и продолжала, теперь вроде бы уже и для него:

—  Ну сколько же это можно, весь язык оббила! Говорю ему, говорю, как об стенку горох! Выгони ты этого Андрюшку, спалит он нам дом когда-нибудь. Как ни зайду в истопку  — печь полна дров, огонь хлещет вовсю, а он носом клюет в углу!

—  А ну, Антонина,  — делает строгое лицо Дмитрий,  — поди распорядись, кувшинчик нам с отцом Ипатом, закусочки, и чтоб никто не беспокоил.

—  Сейчас, князь. Хоть ты ему скажи. Ведь не слушает...

—  Вон!!  — рявкает князь, Тоська стрелой вылетает за дверь и захлопывает ее за собой. Монах таращит глаза.

—  Отец Ипат, ты что мне однажды говорил?

— Что, сыне?!

—  Вот где их надо держать!  — Дмитрий поднимает кулак к уху.  — А сам?! Распустил! Она у тебя скоро и на князя покрикивать начнет. Смотри!

—  Ох-ххо-о, сыне, верно... Зае...ла она меня!..

—  Так прогони к чертовой матери, да другую возьми!

—  Дыть... другую... Другая-то, она... того... Привык я к этой шибко... Боюсь, другая-то мне уже не угодит... Да и стар я... кому нужен?..

—  Хых! Пятьдесят три  — старый... Ты на дядьев моих посмотри, Олгерда с Кейстутом. Седые пеньки, а детишек строгают почем зря, ровно и помирать не собираются.

—  Они князья, им о куске хлеба для детей заботиться не надо. А мы люди бедные... Ладно, ты зачем пришел-то? Правда, что ль, важное дело?

—  Важное. Арбалетчикам командир нужен.

—  Э-э! Тогда верно. Тогда без кувшина тут никак...

* * *

Человек предполагает, а Бог... На сей раз Бог, в лице скромных, благочестивых и кротких слуг своих с крестами на щитах, жестоко поправил планы Великого князя Литовского и Русского Олгерда.

Литва готовилась к походу на юг, и этому были подчинены все зимние заботы: обеспечение путей, базы снабжения, места сосредоточения и проч., и проч.

Может, Кориат на сей раз оплошал, проглядел, а вернее, пожалуй, немцы пронюхали, что Литва нацеливается на юг, а на границах с Орденом остался лишь необходимый минимум, а может, и того не осталось. Как бы там ни было, в марте рыцари нанесли удар в спину.

Большой их отряд вторгся в пределы Троцкого княжества севернее Ковно, крепости мощной, хорошо укрепленной, на которую они и не попытались покуситься, но разграбили обширную область в окрестностях и ушли, не дожидаясь встречи с отрядами, которые наспех собрал и бросил наперехват Кейстут.

Не успел князь Троцкий посчитать потери, как в конце марта, перед самым половодьем, рыцари «в малом числе» налетели еще севернее. На сей раз Кейстутовы войска успели добраться до разбойников и зажали их в излучине речки Нявежи. Однако в ночь перед боем немцы ухитрились перебраться по уже ворочающемуся и крошащемуся льду на другой берег и бежать, а наутро, пока литвины спохватились, река вскрылась, и ни о каком преследовании нечего было думать.

Кейстут, что стало уже для всех привычным, выдрал со злости половину волос из своих усов. Начали готовить Кориата в Мальборк, чтобы попенять рыцарям на несоблюдение договоров. Немцы рассыпались в мирных заверениях, но стоило Кориату покинуть Мальборк, как они опять вторглись в Литву, уже мощным отрядом, пошли прямо на Ковно и осадили его.

—  Дался им этот Ковно!  — матерился Кейстут и требовал помощи у Олгерда, а тот ничего не мог ему дать, потому что уже сформировал семитысячный отборный отряд для южного похода, и двинуть его сейчас на запад означало разрушение всех планов на лето.

Однако и без ответа оставлять безобразия Ордена было нельзя. Наказав Кейстуту собрать все наличные силы, Олгерд с двумя находившимися под рукой, в Вильне, полками выступил на запад.