Забытый полководец. Генерал армии Попов

Но если уж поднимать эту тему, то начинать ее нужно с войны. Например, командир батальона М. Сукнев свидетельствует: «Я уже знал свою норму – стакан водки, больше нельзя. Вино не берет, стакан на меня действовал как 50 граммов. А не выпьешь, из окопа не вылезешь. Страх приковывает. Внутри два характера сходятся: один – я, а другой – тот, который тебя сохранять должен.

Меня как-то вызвали в полк с передовой, что со мной случилось, не знаю. Вытащил пистолет и стал стрелять в землю. И сам не пойму, почему стреляю. Нервы не выдержали».

Ну, это комбат. А вот командующий войсками Ленинградского фронта генерал М. С. Хозин на обвинения в бытовом разложении отвечал так: «Да, два-три раза у меня были на квартире телеграфистки, смотрели кино… Меня обвиняют в том, что я много расходую водки. Я не говорю, что я непьющий. Выпиваю перед обедом и ужином иногда две, иногда три рюмки…» Словом, на фронте пили и солдаты, и офицеры, и генералы.

«Впервые с начала боев под Сумами жители встречали нас цветами – астрами и гвоздиками, – рассказывал автору А. З. Лебединцев. – Подносили кружки с молоком и радушно махали руками, видимо радуясь, что обошлось без стрельбы, крови и разрушений. У завода суета военных – все мечутся в поисках посуды, так как на спиртзаводе обнаружена цистерна со спиртом и там наполняют всякие емкости, какие только можно найти. Это ныне мы имеем огромное количество типов банок, бутылок и пакетов от молока, даже непромокаемых сумок, а в ту пору, кроме чугунка, горшка и кувшина, ничего не было. А у солдата фляга да котелок, да и то не у каждого.

Какая тут началась паника! Ездовые набирали в брезентовые ведра для пойки лошадей, повара переворачивали свои кухни, чтобы слить борщ и освободить емкость котла под спирт, а потом разливать его во все, что попадется под руку. Чтобы он не воспламенился, заливали водой огонь в топках. Штабной повозочный рядовой Пискун бросил мне вожжи, а сам убежал с двумя брезентовыми ведрами. Почти каждый солдат имел свой "кран", прострелив в цистерне дырочку бронебойной пулей. Наполняли, пока не спустили весь запас, часть которого ушла в грунт. Всего на сутки мой день рождения упредил такой благоприятный случай поживиться хмельным, чтобы отметить юбилей старшего лейтенанта. На очередной ночевке друзья решили еще раз поздравить меня, и я впервые в жизни пил неразведенный спирт, запивая его холодной водой из колодца». Все именно так и было. На войне…

Троюродный брат М. М. Попова Антонин Александрович всерьез интересовался «проблемой пьянства» своего родственника и выяснил следующее: «Мне не удалось установить, чем за время снятия командарм занимался и как он воспринял отстранение и возвращение на эту же должность? Немудрено, что после таких курбетов невольно и запьешь. В чем Маркиана Михайловича упрекает маршал A. M. Василевский, в то время давая ему весьма доброжелательную лестную характеристику в книге "Дело всей жизни", хотя выпивал он не более других. А на фронте тогда пили все. Не случайно член Военных советов Сталинградского и Юго-Западного фронтов Н. С. Хрущев говорил, что Ватутин генерал необыкновенный, особенный, а "особенность заключалась в том, что он почти непьющий". A. M. Василевский отмечает: "Думаю, что не допущу ошибки, если скажу, что только этот недостаток помешал М. М. Попову в полной мере раскрыть свой военный талант", иными словами, стать маршалом.

И все же он допустил ошибку, анализируя следствие, а не причину. А первооснова лежала гораздо глубже и была сложнее, сочетая в себе целый комплекс фактов. Василевский не знал побудительных мотивов, того, что знал Жуков или догадывался: об "особом отношении Сталина", о грозившей Попову долгие годы расправе. Даже после войны арестована была целая группа генералов, адмиралов и офицеров.