Зачем мы бегаем? Теория, мотивация, тренировки

Те чувства, которые я испытывал на 1000-метровой дистанции, определенно были радостнее, чем на более длинных. Начиная с момента стартового выстрела я был весь наэлектризован скоростью, ощущал темп, встречный ветер. А еще приятно было то, что все быстро заканчивалось. Но длинные тренировочные пробежки – 15 километров по лесам и полям в воскресный день – доставляли мне не меньшее удовольствие. Я с легкостью преодолевал подъемы, ощущал свежесть в душе и теле и понимал, что мое место здесь, среди деревьев и птиц.

Тогда я предпочитал средние дистанции длинным лишь по одной причине: я внушил сам себе, что мне надо сначала развить в себе скорость, а уже потом переходить к дальним забегам.

Во мне жил неосознанный страх, что, бегая медленно, я утрачу скорость. Этот страх настолько укоренился в моем сознании, что мне и теперь приходится убеждать себя в обратном, иначе я опять сорвусь на быстрый бег.

Окончательно расставшись с футболом в 15 лет и сделав выбор в пользу бега, я из каждой тренировки устраивал соревнование. Ведь я же теперь был настоящим бегуном! Мне нужно было каждый день упорно тренироваться. Тренера у меня не было. Десятикилометровую дистанцию на тренировке я пробегал за 37 минут. На соревнованиях у меня получалось ненамного быстрее. На следующий день я так же, с полной отдачей совершал интервальные пробежки – 5 раз по 400 метров. Я все время старался бежать быстро. Вот только на соревнованиях у меня это получалось все хуже.

Только попав в 17 лет в руки компетентного тренера, я избавился от страха перед медленным бегом. Он говорил, что длинные тренировочные забеги надо совершать легко и расслабленно. Я охотно подчинялся ему, поскольку мне хотелось произвести на него впечатление. Но, пробегая десятикилометровку за 43 минуты вместо положенных 44-х, я невольно хвалил себя за это.

И вот 31 год спустя я опять помимо своей воли вернулся к убеждениям, которые были у меня в 15 лет. Мне снова кажется, что медленный темп – это смерть.

До этого я думал, что с легкостью могу пробежать шестикилометровый круг по берегу Талверы за 4:45. На самом же деле у меня настолько хорошо поставлено дыхание, что я могу скрыть напряжение от самого себя.

Теперь я совершаю свои медленные длинные забеги со рвением миссионера. Я вспоминаю, о чем говорил диетолог Уве Шрёдер: «После продолжительных и длительных пробежек, в ходе которых организм получает энергию исключительно за счет сжигания жиров, не надо ничего есть. В этом случае тело даже во время отдыха будет продолжать черпать энергию из жировых запасов». Поэтому я, пробегав целый час, собираюсь съесть только один апельсин. Но этот фрукт пробуждает настоящий голод, и в десять часов вечера я делаю себе мюсли, съедаю два бутерброда с сыром, потом еще два и яблоко, а вдобавок нахожу кусок шоколадного пирожного, оставшийся с детского дня рождения.

Меня терзают угрызения совести, и после следующей пробежки я решаю сразу почистить зубы, чтобы уже точно ничего не есть на ночь. Однако допускаю ошибку, зайдя на кухню, чтобы выпить стакан воды. Вместо воды я выпиваю пол-литра апельсинового сока, съедаю миску мюсли, делаю себе три тоста и думаю: «По крайней мере, в моей тренировочной программе есть еще что совершенствовать».

Каждый третий день я вознаграждаю себя, позволяя себе бегать быстро. Мне только приходится производить расчеты: если за неделю я пробегаю 36 километров, то в соответствии с формулой могу преодолеть в быстром темпе не более 20 процентов, то есть 7,2 километра. Но мне вовсе не хочется бежать быстро всю эту дистанцию! И я решаю присовокупить к медленным продолжительным пробежкам 3 быстрых километра. Я уговариваю себя, что это не лень, а просто осторожная проба своих сил.

Руководимый предчувствиями, я в ходе медленного бега все дальше оттягиваю переход к быстрому этапу: может, стартовать сразу же за городской чертой? Или лучше возле моста Святого Антония? Нет, на длинной прямой, ведущей вдоль берега Талверы. На самом деле старт происходит еще позже. Зная, что мне предстоит быстрый бег на несколько километров в течение 11 минут, я ускоряюсь лишь тогда, когда выхожу на участок трассы, ведущий вниз по течению.

Скорость 16 километров в час, которую рекомендовал Даниэль Хольцингер, должна быть для меня достаточно быстрой, но не слишком, предполагаю я и выбираю нужный темп. Через 8–9 минут я обращаюсь к своему чутью бегуна и убеждаюсь, что все не так уж легко. Икры наливаются тяжестью, дыхание становится слишком громким. Но я не сдаюсь и бегу дальше: сначала до спортивной площадки, а потом до бейсбольного поля и деревянного пешеходного мостика, что, по моим ощущениям, должно составить около 3 километров. Я это сделал!

Тяжело дыша, но испытывая гордость, я смотрю, что показывает Runtastic.

Не может быть! Идиотская программа частенько врет. Недавно я пробежал 10 километров по маршруту своей молодости в Фишбахе, а женский голос из смартфона заявил в конце, что мною пройдена дистанция 62,5 километра за 175 минут.

В GPS происходят какие-то сбои. Видимо, и на этот раз случилось нечто подобное.