Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека

Проторенная тропа вдоль берега речки Мартин вела далеко вверх по течению, мимо хижины отшельника к местам ловли форели. Я часто бегал туда по воскресеньям после службы в церкви, чтобы как можно скорее попрактиковаться в плавании. Однажды по дороге я обратил внимание на пчел, летающих туда-сюда около одной из елей. С мистером Графтом, учителем, который тоже любил пчел, мы срубили дерево и посадили пчел в улей. Это приключение питало куда дольше, чем сам мед. В другой раз в поисках пчел на деревьях я увидел крошечную сову размером не больше кофейной кружки. Желтые глаза мохноногого сыча удивленно смотрели на меня, пока я озирался в восхищении. Мне нужно было это создание. Я жаждал его. Поэтому я поковырялся в глине на берегу ручья и с помощью рогатки – моего самого ценного имущества со времен Ханхайде – запустил в птицу глиняный шарик, оглушив ее. Она очнулась вскоре после того, как уже была в моих руках. Я никак не мог наиграться с маленькой совой и поместил ее в клетку в потайном месте на ели в лесу. Я полагал, что у птицы будет там дом и я смогу часто ее видеть. Но спустя несколько дней я хорошо изучил сову и отпустил ее свободно жить в лесу.

Мне нравились старые сахарные клены в лесу за коттеджем Гилфорд, у дороги дяди Эда. В мае сквозь влажный покров кленового опада на земле пробились острые, в коричневую крапинку, листья американского кандыка, а вслед за ними – и ярко-желтые склоненные цветы. Здесь цвели голубые и желтые фиалки, фиолетовые и белые триллиумы, а также росли дицентры клобучковые. Однажды, когда я упражнялся в лазании по канату, закрепленному на одном из этих деревьев, послышался слабый, притупленный звук молоточка среди привычного пронзительного щебетания только что прилетевших с юга миртовых и дроздовых певунов. Я отследил стук – он доносился с соседнего клена; на земле под ним я заметил россыпь гнилой древесной трухи. Посмотрев наверх, я увидел красногрудого поползня, вылетевшего из маленького круглого дупла в мертвой ветви дерева на высоте примерно 15 м. Поползень перелетел на другую ветку, потряс головой, выплюнул кучку деревянных опилок, затем вернулся в дупло и вновь принялся долбить. Он построил гнездо из тонких полосок кедровой и березовой коры, а четыре свежеснесенных яйца были равномерно покрыты бледно-лиловыми пятнами с оттенком коричневого. Я еще не сталкивался с правилом «не трогай, не лови, не ешь, не убивай», превращающим природу в какой-то замороженный музейный экспонат. Природа по-настоящему впечатляет и захватывает благодаря активному участию в ее жизни, выходящему за рамки простого лицезрения.

Поиск птичьих гнезд весной стал моей страстью. Благодаря ей я внимательно наблюдал за птицами, изучал и подмечал их особые привычки и требования к среде обитания, может быть, даже полюбил их. Эту любовь безопаснее не обнаруживать. Я скрывал свои интересы насколько мог, хотя некоторые дети, возможно, что-то подозревали, когда в вечерние часы, отведенные на занятия и чтение Библии, я часто вместо этого рисовал птиц.

В конце концов я сбежал из школы вместе с Филипом и Фредди. Мы прошли 80 км за один день и одну ночь, пока не проголодались и не устали настолько, что стали легкой добычей. Хозяйка заставила меня отрабатывать: пришлось вымыть все стены и потолки в доме, а затем покрасить многие из них. У меня почти не было свободного времени, даже в субботу, чтобы подзаработать на одежду и зубную пасту. Почти в это же время мы стали тайком выбираться из интерната по ночам, ускользая от бдительных глаз и ушей миссис Лизотт, нашей сверхстрогой хозяйки. Мы оставляли под одеялами смятую одежду, изображающую спящие тела, затем на цыпочках спускались вниз по лестнице из спальни – но только заслышав громкий храп хозяйки.

При свете луны мы пробирались в конюшни, где днем Филип занимался лошадьми. Он знал, что делать. Мы седлали лошадей и пускались галопом по полям, однажды даже перейдя мост через ручей Мартин – прямо к фермам девочек, возможно, в надежде встретиться с какими-нибудь ночными странницами.

Зимними же ночами мы катались на лыжах, часто на старом поле для гольфа, заросшем мелколесьем, практикуясь в спуске и прыжках на специально насыпанном заранее снежном бугре. Мы также совершали ночные экскурсии в лес на лыжах или снегоступах. Это было строго запрещено, а потому становилось захватывающим приключением.

Сразу после весны зима была моим любимым временем года. Не нужно было утомительно долго ползать по земле, дергая сорняки под палящим солнцем. Вместо этого мы работали в лесу, рубили деревья. Мы трудились вместе, в командах. Мы разводили костры из хвороста, а девочки иногда пекли печенье и пончики и приносили горячий шоколад.