Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу. Новый взгляд на эволюцию человека

В том 1966 году выбраться из лесов штата Мэн в Лос-Анджелес стало для меня настоящим событием. Я помню шоссе Санта-Моника с шестью полосами движения в одном направлении и столькими же в другом. Голубая дымка покрывала бесконечные линии плоских домов, окруженных пальмами, и через далекий туман я увидел гигантский лабиринт из металлических труб, цистерн и градирен, исторгающих белый дым. Когда мы ехали через этот пейзаж по автостраде, водитель (знакомый студент магистратуры) включил радио на полную громкость, открыл окно и на всю округу был слышен гипнотический ритм Джима Моррисона из Doors: «Разожги во мне пламя… разожги во мне пламя… подожги весь мир». Выглядело невероятно. Потея и потягивая пиво, мы направлялись в Гриффит-парк[25], где блаженно улыбались толпы обкуренных длинноволосых и бородатых хиппи в расклешенных штанах. Сюрреалистические, неземные ощущения. Как будто я высадился на Луне.

У меня был отличный научный руководитель, любящая жена и большая научная практика, но несмотря на это за год упорных попыток я мало продвинулся, если вообще продвинулся, в своей диссертации. Я охладевал к ДНК. Я чувствовал себя спринтером, который вдруг понял, что у него нет природной скорости и поэтому он может не надеяться на большой приз независимо от того, сколько труда он вложит в тренировки. Я блуждал все больше и больше, и шансы открыть что-то стоящее уменьшались.

Оставалась лишь одна надежная вещь: тартановая дорожка. Я выходил на нее почти каждый день или вечер на простую пробежку. Я и не помышлял о спорте, хотя у нас была группа любителей бега, этакий неформальный клуб: мы называли себя «термитами». Термиты – образец социальных животных. Они не особенно быстрые, но благодаря упорству и командной работе справляются с толстенными деревьями. Мы, «термиты», бегали небольшими компаниями на дистанции в четверть или половину мили; однажды я принимал участие в университетских соревнованиях по бегу на одну милю[26]

. Один из наших ребят говорил о том, что собирается когда-нибудь пробежать марафонскую дистанцию. Я думал, что он псих. Я мог, по крайней мере, потенциально, осмыслить митохондриальную и хлоропластовую ДНК (хотя потрогать их мне не удавалось), но я не мог представить пробежку или тем более спортивный забег на такое большое расстояние.

7

Как ослабить выносливость насекомого в полете

И подлинно: спроси у скота, и научит тебя…

Иов. 12: 7

Охота за научными открытиями – это игра. Сродни охоте на дичь. Если присмотреться, и тем и другим мы занимаемся ради удовольствия, и оба занятия в конце концов приносят практические результаты. Проблема в том, что дебри нашей жизни очень густые, а мы плохо знаем, что в них прячется. Мы можем преследовать большую добычу, если она есть на самом деле и если мы достаточно одарены, чтобы разглядеть ее и броситься за ней. Но нет гарантии, что мы ее добьемся. Я полагал, что для докторской степени мне нужно будет сделать что-то совершенно невероятное и поразительное, наподобие открытия ДНК, расшифровки генетического кода или объяснения контроля над ростом митохондрий. Как я уже говорил, мои попытки оказались тщетными. Кроме того, как и в Мэне, сбоить начал мой организм. После того как я не сумел извлечь информацию из ДНК и осознал, что не создан для молекулярной биологии и не хочу работать в этой сфере всю жизнь, я чувствовал потребность в новом направлении развития. В то время меня стали мучить странные артритные боли в руках, коленях и ступнях, из-за которых я полгода вынужден был проходить на костылях. В Мэне из-за своего физического недуга я мог больше времени проводить в библиотеке; тогда я пробовал изучать различные аспекты поведения и психологии жуков-скакунов, медоносных пчел, гусениц, бабочек и мотыльков-бражников. Я пытался найти что-нибудь достаточно занятное, иными словами, что-то новое и представляющее интеллектуальную ценность. В конце концов я остановился на проблемах физиологии движения и терморегуляции у бражников. Выбор был удачным: он привел к гораздо большему, чем я мог себе представить.