Он запрокинул голову к небу и глубоко втянул носом воздух. Ооо, как приятен ты мир в предвкушении игры!
Наконец вышла Катя.
– Слушай… – начал он, и сразу вся его уверенность куда-то пропала, – я сегодня это…
– Что? – спросила она, подавая ему рюкзак. – Пошли, мне ещё на музыку надо успеть.
И зашагала вперёд. Он, покорно приняв рюкзак, поплёлся следом.
Что такое секс
– Тихон, а помнишь, как ты учил меня матерным словам в третьем классе? – спросил Денисов.
– Нет, не помню. Но теперь ясно, почему мы стали друзьями.
– Ты тогда в парке потихонечку так у ограды меня прижал и тихо сообщил три главных выражения. А потом добавил со значением: «Все это вместе, Дэн, и называется «секс» – вообще самое страшное матерное слово!»
– Дэн, ну вообще в этом что-то есть. Похоже, я прав был. Все наши несчастья начинаются с секса.
– Чего-то ты путаешь! Будь у меня секс, не было бы предела моему счастью.
– В том-то и дело, Дэн, в том-то и дело.
Они шагали по улице по направлению к дому Денисова. Его бабушка ждала их в гости со своим фирменным борщом. Тихонов молча о чём-то размышлял.
– Читал тут Фрейда про сны, – сказал наконец он. – Он там намекает, что половое влечение возникает уже у детей и потом портит человеку всю его жизнь. Он вроде даже где-то сказал, что необходимо излечить человечество от секса. Или что-то вроде того. И я ним согласен.
– Ты импотент что ли?
– Блин, Дэн, я серьёзно. Я понял – конец детства начинается тогда, когда просыпается сексуальность. С тех пор человеку, даже если он ещё не понимает этого, нужно только одно – трахаться. Но поскольку с этим сложно (согласись Дэн, нам же не дают на каждом углу) человек мечтает о той поре, когда он об этом даже не помышлял, как о потерянном рае. Вот такая у меня теория! Как думаешь, дадут мне Нобелевскую премию?
– После этого тебе вообще не дадут, не говоря уже о премии… И когда по-твоему заканчивается детство?
– Не знаю… Мне кажется, лет в десять-двенадцать.
Подумав, он добавил:
– А у кого-то намного раньше.
Уважай старших
Бабушка Денисова совсем не была похожа на классическую бабушку. Выглядела она отлично, как Анджелина Джоли, только в годах. С черными густыми волосами (Тихонов понимал, что они крашеные, но какая разница), хорошей для своих лет фигурой и ясным-преясным взглядом.
– Здравствуй, Лешенька, – обрадовалась она, открыв дверь, – заходите, раздевайтесь!
Дома она обычно носила длинный шёлковый халат с китайскими узорами, из-за чего Тихонов уважал её ещё больше.
– Мне Серёжа сказал, что ты любишь борщ, правда?
– Люблю, – уклончиво ответил он.
– Ну, давайте проходите на кухню, будем обедать.
– Ща, баб, – вяло отозвался Денисов, раздеваясь. Было видно, что он тяготится обществом бабушки и обедать совсем не хочет. Тихонов давно уже подозревал, что он его водит к ней в гости только потому, что на этом настаивает бабушка.
В бабушкиной квартире было очень чисто, аккуратно и уютно. Все лежало на своих местах, нигде не было пыли, ничего не отваливалось и не валялось. Странно, – думал Тихонов, – как ей удаётся поддерживать такой порядок! У него дома, например, всегда был бардак, и он не имел ни малейшего представления, как исправить эту ситуацию. Сколько ни пытался он убираться, ничего не помогало – через неделю всё опять становилось как прежде.
Борщ был божественный, хотя Тихонов и обжёгся, сразу проглотив чуть ли не кипящую ложку. Его выдали выступившие слёзы, и бабушка посоветовала:
– Ты не спеши, сейчас остынет. Сметану положи.
Денисов вообще есть не хотел и со скукой возил ложкой в тарелке.
– Знаешь, бабушка, у нас среди учителей есть такие сволочи!
– Кто, например? – поинтересовалась она со смехом. – Я кое-кого знаю из вашей школы, расскажи.
– Если честно, то почти все!
– Да ну, быть не может! Лёша, это правда?
– Вы даже не представляете, до какой степени. Особенно химичка, математичка и англичанка.
– Странно! Я знакома с Ириной Александровной и Татьяной Юрьевной, по-моему, это очень милые и интеллигентные женщины!
– Ну-ну, – кивнул Денисов. – Те ещё суки.
– Данила! – строго сказала она. – Потрудись выбирать выражения! Это тебя в школе таким словам научили?
– Это Тихонов меня научил.
– Да с вами станешь суками, как вы говорите, – вздохнула бабушка. – Школа ломает учителей. Они же в эту вашу школу пришли наивными девочками, с надеждой, верой и любовью. А с вами пообщавшись озверели… Вы ведь, я так думаю, тоже с ними не очень ласковы?
– Ну, смотря с кем! – склонив голову набок, ответил Тихонов.
– Это верно, с историчкой ты ласков! Только она с тобой нет.
– А что такое с историчкой? – не поняла бабушка.
– Да нет, ничего, Данила часто говорит сам не знает что.
– Леша, ну как борщ-то?
Он молчаливо кивнул. Отчего-то он стеснялся просто взять и сказать, что ему нравится.
Так, в приятной беседе они проводили обед. За первым последовало второе, потом чай. Разговор перешёл на литературу – любимую тему Тихонова. Вот тут-то они с бабушкой увлеклись так, что забыли обо всём остальном.
В конце концов, Денисов не выдержал:
– Всё, нам пора!