И он умоляюще смотрел в заоблачные высоты. Там его слышали, и он не получал двойку. После этого он сразу забывал свои клятвы и не вспоминал о них до следующей контрольной.
Но, как говорится, на бога надейся и сам не плошай. Поэтому он обратился к Денисову.
– Дэн, я у тебя спишу, ок?
– Хорошо, – прошептал Денисов. – Только я сам не очень шарю.
– Эх, вот бы у Арсена списать.
– Он не даёт никому!
Да, Арсеньев, сволочь такая, никогда не давал списывать. Притом обычно он делал контрольную минут за двадцать и всю вторую половину урока вёл с Анной Александровной шёпотом интимные беседы об астрофизике. С первой парты доносилось: «квантовая запутанность… нелокальность… черные дыры… относительность… струны…»
Все остальные молчат – пишут. Шелестят тетрадки, как сухая листва, которую осенний ветер гонит по асфальту. Поскрипывают ручки, как веточки в лесу. Лица сосредоточенные, умные, но всё равно ещё детские. Гришина-Венера быстро чертит формулы, вид у неё очень глубокомысленный. Все серьёзные, только он, Тихонов, такой раздолбай, никогда не серьёзен. Ему бы всё шуточки. А как контрольная, так не до шуточек.
– Ох, Ньютон, шайтан, – шепчет позади Серёгин в недоумении. Он не понимает, что надо делать.
– Арсен, – почти в диапазоне ультразвука пищит Стаханов, – Арсен! Дай списать, сто лет рабом буду!
– Михаил, – повышает голос Анна Александровна, – я ещё не оглохла, я всё слышу.
Стаханов в отчаянии падает головой на вытянутую вдоль парты руку и замирает. Он смирился.
– Дэн, как дела? – спрашивает Тихонов. – Написал?
– Нет ещё, чот сложно тут…
– Ты давай побыстрей, скоро конец уже, мне ещё списать надо успеть!
– Да я и так тороплюсь быстрее некуда!
Тихонову ничего не остаётся, как слушать Арсеньева и Анну Санну. Тот довольно громко шепчет:
– Анна Санна, а ведь если так подумать, то специальная теория относительности и не нужна! Можно вполне законами движения Ньютона обойтись в макромире! Да и в чём разница-то по большому счёту? Принципиальной нет.
– В скорости света, – вдруг сказал Тихонов. Он любил читать научно-популярные книжки по физике – в них не было ни одной формулы и доступно излагались всякие теории.
– В смысле? – удивлённо посмотрел на него Арсеньев.
– В теории относительности скорость света конечна и всегда постоянна. В этом фишка. Отсюда и вытекает относительность пространства и времени, которой нет у Ньютона. А если в теорию относительности ввести бесконечную скорость света, то она превратится в ньютоновскую механику.
Арсеньев нахмурился и, подумав секунду, сказал:
– Ну это да, ты прав… Хотя в реальном мире эта относительность роли не играет, скорости очень низкие.
– Молодец, Алексей! – вдруг улыбнулась Анна Александровна. – Не ожидала от тебя такой осведомлённости! Пять тебе за контрольную. Можешь идти.
– Блин, вот везуха, – воскликнул Рыбенко. – Он же в физике ваще не шарит…
– Не завидуй, он просто умный, – тихо возразила Гришина.
– Тихону всегда везёт, – пробормотал Стаханов, по-прежнему лёжа на парте.
– Спасибо, Анна Санна! – обрадовался Тихонов. – А что с этим делать?
И он указал на свой пустой листок с таким видом, как будто там была уже решённая контрольная.
– Оставь его себе! – усмехнулась она. – На память.
Как ставить эксперименты
Тихонов вдруг понял, почему у Татьяны Юрьевны всегда такое кислое выражение. Она ненавидела химию и своих учеников. Он читал где-то о том, что рутинная работа калечит человека. И вот тот самый случай: из года в год рассказывать химию всё новым и новым учениками, которые эту химию в гробу видели. Но некоторые учителя держались же как-то, ухитрялись заинтересовать в своём предмете. Только не Татьяна Юрьевна – даже химические эксперименты они ставила с таким лицом, что ясно было: ей бесконечно противно.
Понятно, откуда и эта постоянная надменная усмешка. Она нужна, чтобы скрыть свою нелюбовь. А может, это защитная реакция, вроде: «Не вздумайте смеяться надо мной, потому я сама уже смеюсь над вами, и начала это делать первая!»
На урок Татьяна Юрьевна всегда опаздывала, оттягивая тягостный момент встречи с учениками.
Сегодня, пока её не было, Тихонов, Бубнов и Батонов решили разведать, что находится в лаборатории – таинственной комнате за кабинетом химии. Татьяна Юрьевна забыла в двери лаборатории ключ, и они не могли не воспользоваться случаем. Рыбенко поставили на шухер, чтобы он дал сигнал, когда появится учитель.
В лаборатории почти никто никогда не бывал, кроме пары отличников, которым учительница дозволяла иногда помочь ей вынести оборудование и препараты для экспериментов. Тихонову это место казалось кладовой средневекового алхимика, где хранятся разные чудодейственные вещества и удивительные механизмы. У него даже дыхание перехватило, когда он повернул ключ и зашёл внутрь. Следом на цыпочках прокрались Бубнов с Батоновым.