Зачем учить математику

Лето почему-то всегда проходит так быстро, что ничего не успеваешь. Осень, зима тянутся еле-еле, но со второй половины апреля время потихонечку начинает ускоряться, и разгоняется до того, что летние месяцы пролетают с огромной скоростью. И в сентябре снова резко стоп, как будто время врезалось во что-то железобетонное. Вроде бы ты планировал сделать то, это, строил грандиозные проекты, думая о лете, как о целой жизни, но только оно началось, как вдруг видишь – скоро опять в школу. Это ужасно обидно, это несправедливо, это катастрофа. И радость от каникул отравлена, потому что в самом их начале уже содержится намёк на конец. Тихонов понимал, что всё в мире так устроено. Но он очень хотел бы, чтобы время иногда останавливалось, замерло в какой-нибудь яркий летний день на пару лет. Например, сегодня, накануне последнего звонка, когда учёба уже закончилась, и всё лето ещё впереди, и лучший друг не уехал.

Они с Денисовым сидели на подоконнике напротив кабинета директора. Школа выглядела теперь совсем по-другому, не как учебное заведение, а как пустой недорогой пансионат, куда ещё не заехали отдыхающие: она вдруг стала уютной и милой. Странно, но понятно: так и поле кровопролитной битвы выглядит невинной лужайкой спустя годы. Инь и ян, хрен ли…

– Знаешь, Дэн, я вот думаю о том, что всякое начало уже содержит в себе конец. Ну вот как сейчас – конец мая, начало лета, а я уже ощущаю дыхание осени.

– Да, я тоже думал об этом. Но мне кажется, это означает и другое, что конец должен содержать в себе начало.

– Ну да, конец – это начало. Начало конца. Но конец начала – это опять начало.

Они задумались над сказанным, пытаясь понять. Тихонов тряхнул головой, отгоняя наваждение.

– Короче, Дэн, плохо, что тебя не будет на последнем звонке. С кем ещё поговоришь о таких вещах!

– Да, мне и самому чертовски жаль! – хмуро кивнул он. – Так всегда, родители решают за своих детей, как будто лучше знают, что им надо! А мне теперь ходить в школу с какими-то жирными американцами…

– Почему жирными? В кино американки очень даже симпатичные.

– В кино все симпатичные! А кто в кино не попал, тот от ожирения страдает…

– Да ладно, Дэн, чего ты… Привыкнешь, станешь встречаться с какой-нибудь булочкой. Главное ж душа…

Они засмеялись.

– А я хотел бы туда съездить, – мечтательно сказал Тихонов. – Нью-Йорк, круто. Куча фильмов и книг об этом городе. Но только на месяц. Чтобы не всё лето торчать где-нибудь в Гарлеме…

– И я о том же.

– Тяжко мне тут придётся одному с этими остолопами…

– Да уж, ты не распускай училок, а то им волю дашь, и всё, пиши пропало.

– Ага…

– Чем вообще планируешь заняться на последнем звонке?

– Да уж чем на нём займёшься! Сексом, конечно.

Они заржали, и эхо ответило им, пробежавшись по пустым коридорам.

– А вообще, Дэн, займусь Гришиной. Что-то в последнее время я упустил её из поля зрения. А она мне нравится. Пожалуй, она – это единственное, что мне нравится в этой школе.

– Что ж, правильно! Хотя я думал, что тоже тебе нравлюсь, – кивнул Денисов. – Но и Гришина ничего.

– А с Петровой ты как? Попрощался слёзно? Или после романа с психологичкой она в пролёте?

Денисов поморщился.

– Да ты сам знаешь, Петрова же такая, легкомысленная… Ей помимо меня ещё вся школа нравится. Так что у нас с ней несерьёзно.

– Это хорошо, когда можно сказать девушке: «у нас с тобой несерьёзно!» Вот Серёгин не может. Ему Дуня Субботина сразу нос сломает.

Они опять заржали. Открылась дверь кабинета директора, и выглянула Юлия Фёдоровна. Она была в лёгком полупрозрачном платье, загорелая, улыбчивая.

– Ну что вы тут устроили? – спросила она. – Вся школа трясётся, так ржёте.

– Извините, Юлия Фёдоровна, больше не будем.

Она одарила их ласково-строгим взглядом, и закрыла дверь.

– Ох, какая женщина, – простонал Денисов, – на мою психологичку похожа.

– Только твоя психологичка раза в два старше, не раскатывай губу. Юлия Фёдоровна для тебя мелковата.

– А что такого, говорят, чем дольше выдержан коньяк, тем лучше.

– Ну ок, что ж ты тогда не идёшь знакомиться в дом престарелых? – сказал Тихонов.

– Всё, тихо, хорош ржать.

Но Тихонов не хотел тихо. Она надеялся, что она опять выйдет.

Последний звонок

Утро последнего звонка. Солнце затопило город по самые крыши и тихо плескалось, заливая подоконники. По пустынным улицам ползли разморенные пешеходы. Ещё так равно, но уже жарко. Конец мая – это лето в разгаре, даже больше, чем в июне. Газоны горят одуванчиками, копиями солнца. Тихонов любил одуванчики – пока они есть, пока они не превратились в пушистые старушечьи головы, ещё все впереди и осень нескоро.

Он шагал в школу уверенно. Он решил, что это будет особый день, который изменит его жизнь. С этого дня он возьмёт всё в свои руки, перестанет балбесничать, наладит отношения с Гришиной. Он бросит курить и пить. Ну, может, сегодня напоследок выкурит пару сигарет и выпьет запасённый портвейн. Да и как же не выпить – последний звонок всё-таки!