Задание Империи

«Только не надо паниковать, — подумал Виктор, — надо еще разобраться, что тут к чему. В политике вещи редко своими именами называют. Вон прибалты говорили, что демократию строят, а народ в Таллине отметелили. Не то они называют демократией, что мы думаем. Может, и тут фашизмом назвали не совсем то, что я подумал, не германский нацизм. Вон, например, в Испании каудильо евреев так не уничтожал, как Гитлер. А где-то фашисты православных уничтожали, хоть этот факт сам по себе мало утешает…»

Автомобиль осторожно переехал деревянный мостик через небольшую речку — новый, аккуратный, он просто казался декорацией из какого-то исторического фильма. Штабс-ротмистр похлопал шофера по плечу, чтобы тот притормозил.

— Думаю, самая пора отлить. Пока шоссе пустынно.

Виктор присоединился, воспользовавшись случаем. Мало ли сколько еще ехать. Шоссе действительно было пустынно, так что не пришлось даже спускаться с насыпи.

«А еще Германия тут стратегический инвестор, — продолжал рассуждать Виктор, когда они вернулись в машину и продолжили путешествие. — Может, это специально так, как некоторые страны третьего мира делали? Объявляли, что идут по социалистическому пути, чтобы помощь у СССР попросить. А как помощь кончилась, сразу о социализме говорить перестали. Вон вроде даже одно время Индия называлась Социалистическая Светская Республика Индия, а на самом деле как была, так и есть. Может, и здесь — политический маневр такой? Да, главное — пока не паниковать».

— Вы не замечали, Виктор Сергеевич, — вновь заговорил Ступин, — в такие дни в нашей скромной провинции царит какая-то особая аура? Светлая, умиротворяющая душу и проясняющая мозг? Никогда такого ощущения не было?

— Отчего же, — обрадовался повороту темы Виктор, — даже довольно часто было. Не зря же эти места поэты воспевали. Например, сочинения господина Тютчева…

— Тютчев! — с нажимом повторил Ступин. — Вот кто, пожалуй, приблизился больше всех к разгадке этой тайны. Не просто поэт, а философ, политик, человек, соединивший тонкость чувств и глубокую аналитическую логику. Не понимаете, к чему я клоню?

— Нет, — ответил Виктор, на всякий случай готовясь к какому-то подвоху или провокации.

— Возьмем хотя бы одну строку: «И ропщет мыслящий тростник». Загадка, шифр, а ответ — гениальная догадка о связи человека с высшим знанием, которым проникнута природа, растения. И таких намеков, шифров у него по многим стихам. Легенды об Ойкумене, о Шамбале… Убежден, что нашу Шамбалу надо искать здесь, на Брянщине. А легенды о богатырях? Как на них смотреть? Как на вымысел, преувеличение или на дошедшие нас языческие предания о расе сверхлюдей?

«Прямо код Да Винчи, однако. Штабс-ротмистр, оказывается, с фантазиями. Ну, хорошо хоть, что он тратит время на расшифровку Тютчева, а не на то, чтобы раскопать в каждом собеседнике врага империи… будем надеяться, что так».

— Да это просто открытие! А мне знаете что сейчас вспомнилось из Тютчева:

Удрученный ношей крестной,Всю тебя, земля родная,

В рабском виде Царь НебесныйИсходил, благословляя.

«Интересно, что он в этом откопает?»

— Тоже одно из моих любимых. Характерно, что вы процитировали именно третью строфу. У нас ведь несколько поколений выдергивали первую: «Эти бедные селенья, эта скудная природа…» Дескать, какая мы низшая, забитая раса, без западных революционных идей…

«Осторожно, осторожно, скользкую тему начинает…»

— …А вы сразу вспомнили о Боге. Как точно этим обозначен водораздел между истинным критически мыслящим патриотом и бунтарем-нигилистом!

Не плоть, а дух растлился в наши дни,

И человек отчаянно тоскует.Он к свету рвется из ночной тениИ, свет обретши, ропщет и бунтует.

Четыре строки — и вся суть бунтов, волнений пятого года, революции семнадцатого…

«А, в семнадцатом все-таки была. Терпение, терпение. Может, еще чего расскажет…»

— Кстати, а какого вы вероисповедания? По крайней мере, к ортодоксальным иудеям вас отнести нельзя.

«Черт, даже отправление естественных надобностей использует для получения информации. Пугаться этого не надо. У него профессия требует людей изучать».

— А сейчас карается, если человек вообще вне вероисповедания?

— Нет, конечно. Я так понимаю, для вас это достаточно личный вопрос, и оно, собственно, так и есть, если, конечно, вы не в масонской ложе.

— Шутите. Я просто вне лона церкви, а вот что касается символов веры, есть такая песня, она очень хорошо их передает.

— Песня? Я заинтригован. Это религиозный гимн или молитва?

— Это романс.

— Романс?

— Да, но можно считать и молитвой. Давайте я лучше напою. Правда, прошу извинить, пою я, наверное, ужасно.

— Да ничего, у меня тоже голоса нет. Слух, правда, есть, на гитаре умею… В общем, очень интересно, особенно если романс.