Загадка иммунитета. Механизм развития аутоиммунных заболеваний и доступные способы остановить этот процесс

У «ПАЦИЕНТКИ 1» ПОСЛЕ ЛЕЧЕНИЯ ПРЕПАРАТОМ УМЕНЬШИЛАСЬ СКОВАННОСТЬ И ОПУХЛОСТЬ СУСТАВОВ СОКРАТИЛАСЬ.

«Этого не может быть», – прошептала я, увидев результаты. Уровень СРБ, который раньше был выше 50, спустя всего несколько дней с начала лечения упал до 20 с небольшим. Я все перепроверила. Да, результат был верным. Странно, что число на экране – это одна из немногих вещей, способных заставить меня плакать, однако так я снимала напряжение, которое накапливалось в такие моменты. Настолько сильное снижение уровня СРБ не могло быть чистой случайностью.

– Боль почти прошла, – сказала Сандра, придя ко мне на прием.

По ее словам, утренняя скованность, столь типичная для пациентов с ревматоидным артритом, значительно уменьшилась. Теперь ей не нужно было часами заставлять свои суставы работать. У меня на глазах опухлость ее суставов сократилась. Вскоре она смогла больше работать, и энергия снова наполнила ее тело, словно водопад, оттаявший весной.

В апреле я написала электронное письмо Андерсу из Inven2. «Отличные новости! – начала я. – Первая пациентка, которой три недели назад ввели ингибитор гонадолиберина, поразительно хорошо отреагировала». В тот день мы снова измерили уровень СРБ в крови Сандры и получили результат 18. Это был минимальный показатель за последние три года.

Через некоторое время приема лекарства Сандра прислала мне результаты анализов крови, взятые по направлению ее терапевта. На внешней стороне папки был желтый стикер, на котором врач написала, что результаты анализов хорошие. «Лечение работает!» – заключила она.

Результаты первой пациентки превзошли все ожидания. Я с трудом могла поверить своим глазам. Мне нужно было удостовериться, что это не просто случайность. Существовала вероятность, что у пациентки внезапно наступил период улучшения, который был никак не связан с препаратом. Окажется ли лечение таким же эффективным для других пациенток?

Из постели на велосипед

На очередном утреннем собрании в больнице Бетаниен я с интересом слушала, как врачи обсуждают пациентку, плохо реагирующую на лечение. Эта женщина перепробовала все доступные методы, но ни один из них не привел к стабильному улучшению состояния. Таких, как она, в отделении было много. Теперь она лежала в больнице, где ей делали внутривенные вливания больших доз кортизона. Мы делаем это, когда состояние пациента тяжелое и нужно хотя бы ненадолго вернуть его к нормальной жизни. Эта женщина была классической пациенткой, устойчивой к лечению ревматоидного артрита: множество препаратов приносили только временное облегчение, после чего состояние снова ухудшалось.

– Можем ли мы испробовать на ней ингибитор гонадолиберина? – спросила я.

Один из врачей недоуменно посмотрел на меня.

– Если вы хотите доказать, что препарат работает, не стоит тестировать его на ней. Этой пациентке ничего не помогает, – сказал он.

– Чтобы исследование ингибиторов гонадолиберина было оправданным, они должны предложить нам что-то новое. Возможно, они даже окажутся эффективными для пациентов, у которых не осталось других вариантов, – ответила я.

Эти пациенты особенно нуждаются в новых альтернативах, поэтому мне хотелось воспользоваться возможностью.

– Что ж, пожалуйста, – сказал он мне. – Удачи!

Так я снова встретилась с Марит.

Больница была переполнена, поэтому она лежала в коридоре. Теперь ее состояние было хуже, чем когда мы виделись последний раз. Тогда она отклонила мое предложение принять участие в исследовании. Я объяснила, что теперь мы будем тестировать препарат в течение долгого времени на небольшой группе пациентов. На этот раз она точно не получит плацебо. Я спросила Марит, хочет ли она попробовать. Она незамедлительно ответила утвердительно.

– Я нисколько не сомневалась в том, что хочу его попробовать, – сказала Марит позднее. – Я устала болеть.

Марит начали делать инъекции препарата в мае. Она стала «Пациенткой 2».

* * *

На момент получения первой дозы препарата Марит была в очень плохом состоянии. Она не могла встать с постели раньше полудня, больше не водила автомобиль и постоянно испытывала сильную боль. Я ничего ей не обещала и честно сказала, что пока мы тестируем долгосрочное лечение всего на одной пациентке, кроме самой Марит. Далее я расскажу, как разворачивались события в следующие несколько недель. Марит заметила первые изменения приблизительно через неделю.

– Мне показалось, что мои руки расслабились, – сказала она.

Еще через некоторое время она смогла спускаться по лестнице нормально, а не по одной ступеньке за раз. Она снова самостоятельно завязывала шнурки и резала хлеб.

– Именно по таким вещам вы замечаете улучшение, – сказала Марит. – Я не вскочила с постели и не начала прыгать по комнате, но с каждым днем чувствовала себя немного лучше.