Загадка мадам Лю

— Ха-ха-ха! — Ее звонкий переливистый смех стал похож на звон колокольчиков. Такие колокольчики рыбаки подвешивают к спиннингам, и звон этот при клеве изумителен. — Вы шутите? Кто это вам на меня наговорил?

— Вы сами. Каждым своим поступком вы вселяете в меня что-то потустороннее… Все-таки, почему бы вам тогда не показать себя?

— Вот что, вы это бросьте! Можно чуточку пошутить и — хватит… Я другая. Я должна быть. Как и вы. Все по законам природы… Я не знаю, какая я, если говорить откровенно. Видимо, вы заметили… То я хочу, чтобы вы шли и посмотрели убитую, то не хочу, чтобы вы писали об этом убийстве…

— То вытравливаете каким-то зельем мою писанину, то мелькаете, как тень, в коридоре…

— Да, да… Я осторожна. Я боюсь всего теперь. Я была так откровенна и доверчива… И, видите, чуть не вылетела с работы. Спасибо, что вы через свою газету позаботились о моем восстановлении. Сейчас старая женщина не трогает меня…

— Зачем вы взялись за такую работу? Видите, чем кончилось ваше вмешательство? Вы вроде присутствовали, сидели рядом, когда я писал в прошлый раз об убийстве Светланы…

— Я видела костер, в котором нашли ее палец с обручальным кольцом, прошелестело в трубке. — Я не хочу так умереть!

— Но вы, надеюсь, не пойдете в чужой лес с чужими мужчинами. Да еще на подпитьи…

— Я боюсь ходить днем, правда.

— Вы такая красивая?

— У меня красивые глаза.

— Чем вы облили мою рукопись?

— Послушайте, — вдруг простонала она, — я уже не могу тут одна что-то сделать. Пожалуйста, приезжайте.

Я и без нее спешил на место убийств. Я действительно чувствовал, что вслед за Ириной умрет не своей смертью ее бабка, а потом убьют С. Соболева. Я ошибся — его убили раньше.

Прилетев на самолете ранним утром, я поспешил на кладбище. Могилу Соболева нашел легко. Кладбище было не таким уж большим. Могила — свежая, с венками, с уже привядшими, как-то теперь некрасиво выглядевшими цветами на этих венках.

…Я вспомнил час, когда подполковник Струев разрешил мне поглядеть (уже по знакомству) допрос Соболева. Накануне кто-то слышал его разговор с бабкой убитой. Соболев интересовался (конечно, вроде шутя, сколько же отдадут приданного за Ириной, если он бросит жену и станет волочиться за ней?). Бабка, говорят (всегда есть свидетели), серьезно ему ответила: «А какой ты старый? Ей именно и нужен такой мужчина… И бегать, может, перестал бы. Она у нас — сладкая конфетка…»

Бабка, конечно же, знала, что старый пес Соболев (уже свыше сорока) давно сгубил ее внучку, давно дал ей вкусить то, что надо бы вкусить намного позже. Неужели она не видела, как тайком часто приходил в дом «Матроски» (Ирину звали так на улице) этот сластена? Сколько он семей сгубил?!

Потому Струев и ввел его, как обвиняемого, а не свидетеля.

Еще был разговор (запротоколирован) насчет золота. И тоже с бабкой. Опять вроде шутя сказал Соболев насчет свадьбы с внучкой. И бабка вновь серьезно ответила:

— Есть что, есть…

Вроде сказала, что всю жизнь сын ее пахал шахтером, в войну на броне сидел, премии получал…

Богатство, свадьба с молодой красивой «матроской»… Лежит Соболев в сырой земле вместо всего этого. Останки его собирала жена — не допустила никого. Криком исходила. Знала: гуляет, а любила… Тихо вокруг могилы, черные траурные ленты: бывшему начальнику шахты, теперешнему главному какому-то инженеру. Красивый был мужчина. Метр девяносто три. И лишь девяносто четыре кило. Без живота. С бицепсами, грудь вся в кудряшках. Как кто-то его уж бил!

Я сразу пришел по прилету к следователю. Да, он, Соболев, был на подписке. Последний допрос снимали с него. Он рассказывал, как часто, после перехода с шахты на работу в город (это всего 10 километров) приезжал сюда. У Соболева тут дом с подвалом (в подвале его и убили). Тут хранилась картошка, морковь, капуста. Наезжал сюда за всем этим.

Старого начальника шахты провожали с почетом. А его, Соболева… Пришел — эдакий бравый мужичище. Шевелюра — седеющая и гривастая. Глазища — прямо насквозь.

— …Вы, выходит, перед гибелью видели убитую? (Это в протоколе).

— Нет, я видел ее бабку. — Ответ вышел поспешный, нервный.

— У кого в доме? У бабки? Или у убитой?

— У бабки, конечно.

— А почему — «конечно?».

— Потому что как раз вчера я и не был там, где я должен по вашему хотению быть… Вы говорите со мной так, как будто я в чем-то уже виноват. А, как мне известно, вся работа следователя не должна выходить из рамок Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов… Я правильно понимаю свои права?

— Да, УПК регламентирует все действия сторон, их права и обязанности.

— Я — сторона?!

— Допустим. Вы были там, где убили человека. Вы часто бывали там? Вы имели какое-то отношение к убитой?

— Все это наговоры, вранье! — вскричал Соболев. — Я ничего не имел и не собирался иметь.

— Тогда о чем же вам беспокоиться?

— Откуда вы взяли, что я беспокоюсь? Я просто не хочу насмешек, грубости.

— Над вами никто не смеется.

— Вы считаете, что допрашиваете меня?

— Я считаю, что кое-что уясняю. Например, ваши знакомства с убитой. В какой они степени соответствуют, скажем так, приличиям?