Дойдя до последней страницы постановления, Г. Смит немного оживился. В конце концов, это отняло на так много времени, как он предполагал. Суммируя все сказанное и сославшись на кое-какие другие примеры, он заявил, наконец, что разделяет сомнения инспектора службы иммиграции и должностных лиц из Вашингтона. Таким образом, добавил он с удовлетворением, истец возвращается под охрану инспектора службы иммиграции для депортации в Китай.
Истец был человеком образованным и понимал много языков, так что не нуждался в переводчике, чтобы понять слова судьи. Тем не менее, он выслушал их, даже глазом не моргнув. Сейчас мы знаем, что он действительно был Чангом Си. В тот день мир оказался для него несправедливым. Однако никто не мог прочесть ни тени отчаяния у него на лице. Зато Гарри Чайлдс не был невозмутимым азиатом. В его больном сердце курильщика вспыхнул такой жаркий огонь гнева, что он вскочил на ноги и совершил в высшей степени непрофессиональный поступок.
— При всем уважении к высокому суду, — выкрикнул он, — хочу заметить, ваша честь, что вы приговорили этого человека к смерти. Активная борьба за проведение в Китае реформ будет стоить ему головы. Я хочу также добавить… Я хочу сказать… — он смешался под суровым взглядом Г. Смита. — Я хочу повторить и подчеркнуть… Вы приговорили этого человека к смерти!
Гарри Чайлдс никогда не пользовался авторитетом в этом суде, и если бы взгляд мог убивать, немедленно отправился бы к праотцам раньше своего клиента. Однако внешне спокойствие судьи выглядело совершенно нерушимым.
— Вопрос, поднятый многоуважаемым адвокатом, — сказал судья, и его юридические формулировки прозвучали саркастически, — не представлены в рассматриваемом иске. Едва ли требуется добавлять, что подобные вопросы не входят в компетенцию данного суда. Судебное заседание закрыто.
В ожидании вердикта Чанг Си стоял недалеко от судейского места. В его глазах появилось выражение презрительного недоумения, которое могло бы вызвать у судьи раздражение, если бы он его заметил. Но Г. Смит уже направлялся к своему коттеджу на Уайкики. Китаец дождался инспектора, и они вместе двинулись по узкому проходу между скамейками. Это было лишь начало пути, который должен был привести Чанга Си обратно в Китай к отвратительной смерти. Но он отважно двигался ей навстречу твердым шагом с высоко поднятой головой.
Прошел ли Чанг Си этот путь до горького логического конца? Достиг ли он в должное время края паутины, в центре которой ждала его подобная паучихе императрица? Эта история, как уже отмечено, продолжалась больше двадцати лет, и последующие главы, на первый взгляд, отношения к ней не имеют. Но к концу повествования мы сумеем сложить кусочки нашей китайской мозаики и узнаем, чем закончился путь, начатый в проходе между скамейками в суде города Гонолулу.
Глава II
Двадцать лет спустя, в конце 1918 года, я сошел по трапу китайского судна и впервые в жизни оказался в Сан-Франциско. Если вы всегда считали, что Сан-Франциско — это доброжелательный и веселый город, город светлых сердец, советую не попадать в него впервые, когда его окутывает мрачный туман. Вас ждет тогда такое же горькое разочарование, какое испытал я в тот сумрачный декабрьский вечер.
Между тем, туман не туман, но в тот день я должен был бы чувствовать себя счастливым, потому что вернулся, наконец, в родную страну после четырех беспросветных лет, проведенных в Китае. Как выражаются китайцы, птицы должны были бы петь на самых верхних ветвях моего сердца, и я бы должен был бодро шагать с ликующим видом. Вместо этого, волоча свои видавшие виды сумки, я понуро двигался по тускло освещенной крытой пристани, где над головой робко горели желтые фонари. Сердце мне тяготила несправедливость нашего мира. Потому что я был молод, и ко мне отнеслись пристрастно. Четыре года назад, окончив инженерный факультет крупного технического института на Востоке страны, я отплыл из Ванкувера в Китай, чтобы возглавить там рудник, принадлежащий Генри Дрю. С этим пожилым миллионером из Сан-Франциско я встретился в Шанхае. Это был желтолицый мужчина с острыми черными глазами и длинными тонкими руками, которые, должно быть, еще в колыбели начали тянуться, хватать и присваивать.
Он откровенно признался мне, что пока что рудник мало чего стоит и что его будущее зависит от меня. Передо мною, по его словам, стояло множество препятствий: несовершенное насосное оборудование, вымогающие взятки чиновники, суеверные рабочие, опасающиеся, что углубление штрека потревожит подземного дракона. Если я сумею справиться со всем этим, совершить чудо и сделать рудник прибыльным, то в дополнение к своему окладу получу в собственность треть ее стоимости. Думаю, тогда Генри Дрю действительно собирался так поступить. Тем более что он повторял это неоднократно. Я был очень молод и безоглядно доверчив. Я не позаботился о заключении письменного договора.