Загадки истории. Маршалы и сподвижники Наполеона

Между тем, как мы уже знаем, вся вина за произошедшее была возложена на Мармона. Страдавший из-за многочисленных обвинений в свой адрес, бывший военачальник, естественно, пытался на них ответить. В частности, 1 апреля 1815 года в ответ на Жуанское обращение Наполеона он написал: «Ужасное обвинение сделано мне перед лицом всей Европы, и каким бы ни был характер пристрастия и неправдоподобия, содержащихся в нем, моя честь заставляет меня ответить. Это не оправдание, я в нем не нуждаюсь: это правдивое изложение фактов, которое позволит каждому оценить мое поведение. Меня обвиняют в сдаче врагам Парижа, хотя оборона этого города была предметом всеобщего удивления. С жалкими остатками войск я сражался против объединенных сил союзных армий; в течение восьми часов я сопротивлялся на наспех подготовленных позициях, где всякая оборона была невозможна, с восемью тысячами солдат против сорока пяти тысяч; и этот военный подвиг, такой славный для тех, кто принимал в нем участие, осмеливаются назвать предательством! Обвиняя меня, император хотел спасти свою славу, мнение о своих талантах и честь солдат. Ради чести солдат ничего не нужно было делать: она никогда еще не проявлялась так блестяще, как в эту кампанию; но что касается его лично, то он не сможет обмануть ни одного беспристрастного человека, ибо невозможно никак оправдать череду действий, ознаменовавших собой последние годы его владычества. Он обвиняет меня в предательстве! Но я хочу спросить, какова же цена за это? Я с презрением отбрасываю все те отличия, данные мне, которые были даны всей армии. Но имел ли я какие-то особые привязанности к роду Бурбонов? И откуда они могли быть у меня, если я появился на свет лишь немногим раньше того, как они закончили управлять Францией?.. На чем же основаны мои действия? На горячей любви к родине, которая всю мою жизнь поглощала мое сердце и все мои мысли. Я хотел спасти Францию от разрушения; я хотел сберечь ее от махинаций, которые могли привести ее к разорению; махинаций, являвшихся плодами странных иллюзий и гордыни, часто возникавших в Испании, России и Германии, которые могли привести к ужасной катастрофе… Он говорит, что враги оказались отрезанными от ресурсов, и меня обвиняет в том, что я спас их. Это я – их спаситель, я – всегда сражавшийся против них с такой энергией и постоянством, я – уже связавший свое имя с главнейшими успехами этой кампании и уже защищавший Париж в боях при Мо и Лизи! Признаем же, что тот, кто так помог иностранцам в их операциях и сделал бесполезной самоотверженность стольких хороших солдат и офицеров, это на самом деле тот, кто с тремя сотнями тысяч человек решил завоевать всю Европу от Вислы до Каттаро и Эбро, в то время как на защиту Франции оставил лишь сорок тысяч солдат, собранных впопыхах… Я служил императору Наполеону с рвением, постоянством и самоотверженностью в течение всей своей жизни, и я отдалился от него только ради спасения Франции, когда один лишь шаг отделял ее от бездны, им же открытой. Я не считался ни с какими жертвами, когда речь шла о славе или спасении моей страны, хотя порой это было тяжело и мучительно больно! Кто еще больше меня игнорировал личные интересы и был движим одной лишь главной целью? Кто заплатил за это большими страданиями, опасностями и лишениями? Кто показал в своей жизни больше бескорыстия, чем я? Моя жизнь чиста, это жизнь доброго гражданина, а ее хотят запятнать позором! Нет, столько непрерывных лет чести отметают это обвинение так, что те, чье мнение чего-то стоит, откажутся в это поверить…»

Жизнь после падения империи

После падения империи для бывших боевых соратников Наполеона наступили спокойные времена, о которых они так давно мечтали. Больше не надо было «ездить на войну», вести опостылевшую походно-боевую кочевую жизнь и подвергать себя опасностям. Теперь можно было в полной мере наслаждаться мирной жизнью, пользоваться всеми ее благами, заслуженными тяжелым многолетним трудом, купаться в лучах своей боевой славы. Если кто-то из них и опасался за прочность своего положения при новом режиме, то действительность 1-й Реставрации Бурбонов приятно удивила даже скептиков, превзойдя их самые радужные ожидания. Почти все маршалы были приняты при дворе и удостоены самых высших наград, званий и должностей.

Сохранил все свои чины и титулы, присоединив к ним звание пэра Франции и должность почетного шефа элитной роты королевских телохранителей с присвоением чина капитана королевской гвардии, и Огюст Мармон. Те, кто называл Мармона предателем, еще больше заклеймили его позором, назвав Иудой, продавшимся за тридцать сребреников. Между тем все их аргументы, свидетельствующие о том, что Бурбоны «озолотили» подлеца Мармона, уже в наши дни оспаривает С. Ю. Нечаев. На страницах своей книги он, в частности, пишет: «Звание пэра Франции в 1814 году не было чем-то из ряда вон выходящим. Пэрами стали маршалы Бертье, Келлерманн, Лефевр, Макдональд, Монсей, Мортье, Ней, Периньон, Сен-Сир, Серрьрье, Сюше и Удино, то есть практически все.