Загадки истории. Византия

В предисловии к шестой новелле Юстиниана І от 535 г. сказано: «Всевышняя благость сообщила человечеству два величайших дара – священство и царство; то [первое] заботится об угождении Богу, а это [второе] – о прочих предметах человеческих. Оба же, проистекая из одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому нет важнейшей заботы для государей, как благоустроение священства, которое, со своей стороны, служит им молитвой о них Богу. Когда и церковь со всех сторон благоустроена и государственное управление движется твердо и путем законов направляет жизнь народов к истинному благу, то возникает добрый и благотворный союз церкви и государства, столь вожделенный для человечества». Такое «согласие» просуществовало вплоть до падения Византийской империи. В самом конце XIV в. константинопольский патриарх Антоний отмечал: «Царство и Церковь находятся в теснейшем союзе, и … невозможно отделить их друг от друга».

При этом полномочия императора в деле управления Церковью и подданными, бывшими одновременно паствой, были более высокими, чем у патриарха, что позволяло некоторым исследователям характеризовать государственное устройство Византийской империи термином «цезарепапизм», считая византийскую монархию своеобразной формой теократии, в которой верховный светский правитель (император, кесарь) выступал одновременно и верховным властителем в религиозной сфере церковной жизни.

В «Исагоге», законодательном сборнике второй половины ІХ в., была дана такая характеристика соотношения власти патриарха и императора: «Так как государство, подобно человеку, состоит из частей и членов, наинужнейшие и наинеобходимейшие части – император и патриарх. Поэтому духовное и телесное благоденствие и мир подданных заключаются в согласии и единомыслии во всем царственности и первосвященства». Патриарх при этом в идеале должен был гармонически воспринимать волю императора в рамках симфонии, потому что в противном случае самодержец имел в своих руках все реальные возможности его низложить. Примеры отстранения патриарха и даже прямой расправы над ним по воле государя весьма многочисленны в истории Византии, особенно «преуспел» в этом Исаак ІІ Ангел (1185–1195 и 1203–1204 гг.), низложивший одного за другим четырех патриархов подряд. Когда патриарх Михаил Кируларий попытался заявить Исааку І Комнину (1057–1059 гг.), что священство пребывает выше царства и является источником императорской власти, прямо понося василевса и обещая лишить его трона, самодержец арестовал смутьяна и отправил в ссылку на о. Приконис.

Три века спустя после «Исагоги» антиохийский патриарх конца XII – начала ХІІІ в. Феодор IV Вальсамон отмечал: «Императоры и патриархи должны быть уважаемы как учители Церкви ради их достоинства, которое они получили через помазание миром. Отсюда просходит власть правоверных императоров наставлять христианские народы и, подобно иереям, приносить Богу курение. В этом их слава, что, подобно солнцу, блеском своего православия они просвещают мир с одного его конца до другого. Мощь и деятельность императора касаются тела и души человека, тогда как мощь и деятельность патриарха касаются одной только души».

Архиепископ Охридский Димитрий Хоматиан в ХІІІ в. писал: «Император, который есть и называется верховным правителем Церквей, стоит выше определений Соборов. Этим определениям он доставляет надлежащую силу. Он есть мерило в отношении к церковной иерархии, законодатель для жизни и поведения священства, его ведению подлежат споры епископов и клириков и право замещения вакантных кафедр. Епископов он может делать митрополитами, а епископские кафедры – митрополичьими кафедрами. За исключением совершения богослужения императору предоставлены все остальные епископские привилегии, на основании которых его церковные распоряжения получают канонический авторитет. Как древние императоры подписывались: pontifex maximus, таковым должно считать и теперешних императоров, как помазанников Божьих, ради царского помазания. Подобно тому как Спаситель, будучи Помазанником, есть и чтится как Первосвященник, так и император, как Помазанник, украшается благодатью первосвященства».