«Выехав из литовского городка Дубровно, лежащего на Борисфене, мы достигли границ Московии и переночевали под открытым небом в холодном снегу рядом с речкой, которая разлилась от таяния снегов. Мы настлали через нее мост, рассчитывая выехать отсюда после полуночи и добраться до Смоленска, потому что от него близко до княжества Московии. Утром мы встретили почетный прием посланного нам навстречу. Нам назначено было место для ночлега, где наш провожатый устроил нам изрядное обильное угощение».
Как только иностранные посольства пересекали границы Московского государства, они могли перестать беспокоиться о пропитании и ночлеге. По древним законам дипломатии русские брали на себя содержание посла и всех без исключения членов посольства, обеспечивали их продвижение вглубь страны и заботились об их безопасности. Барон прекрасно знал это по личному опыту. Кроме того, у себя на столе он нашел несколько списков с русских законодательных актов. К примеру, в статье 26-й заключенного между Россией и Речью Посполитой договора говорилось:
«Корму послам, и посланникам, и гонцам со всеми при них состоящими людьми давать в обеих сторонах, как в Короне Польской и в Великом княжестве Литовском, так и в царствующем великом граде Москве, с приема их на границе и до отпуску из того государства в другое государство».
Иностранные послы не могли отрицать, что русские безукоризненно соблюдали это правило. Однако французы, к удивлению всех, недавно отказались содержать приезжающие к ним посольства под предлогом того, что к ним-де часто ездят!
Французов осудили все. Фронда с ее политическими и хозяйственными трудностями были позади, наступили роскошь и богатство золотого века Людовика XIV, Франция принимала послов не чаще, чем сама их отсылала, и такая скупость была ей не к лицу. Барон прекрасно это понимал. Вот поляки, например, тоже мало заботились о своих гостях, но оправдывались крайней бедностью. В царствование Федора Алексеевича русский резидент в Польше Василий Михайлович Тяпкин доносил:
«В Краков на коронацию мне нечем подняться, занять не добуду без заклада, а заложить нечего. Одна была ферезеишка[20]
соболья под золотом, и та теперь в Варшаве у мещанина пропадает в закладе, потому что выкупить нечем. Не такие тут порядки, что в государстве Московском. Тут что жбан, то пан, не боятся и самого Создателя, никак не узнаешь, у кого добиться решения дела, все господа польские на лакомствах души свои завесили. Воистину объявляем, что псам и свиньям в Московском государстве далеко покойнее и теплее, нежели нам, посланникам царского величества, а лошадям не только никаких конюшен нет, и привязать не на что».Даже большим любителям поесть было чем подкрепить силы в московской земле. Витсен четко воспроизвел «список пищи, которую нам, начиная с границы, выдавали:
для посла — четыре чашечки двойной выгонки водки; одна бутылка вареного меда; одна бутылка испанского вина; одна бутылка французского вина; полведра[21]
пива; кусок баранины, один кусок говядины; один гусь; одна утка; тридцать яиц; два фунта масла; два фунта соли; шесть восковых свечей;на четырнадцать человек дворян и офицеров — каждому четыре чарки водки; и на всех — два ведра невареного меда; три ведра пива; один гусь; две утки; три куры; одна овца; четыре куска говядины;
для людей (тридцать один человек) — каждому по две чашечки водки; и на всех пять ведер пива; половцы, четверик[22]
крупы и лука; чашка сливок;бутылки были по полторы пинты[23]
, ведро — около половины нашего».Здесь же Витсен сделал примечание:
«Каждая деревня, через которую мы проезжали и где останавливались, должна была доставлять нам кур, гусей, яйца. Баранину и говядину мы покупаем сами — по установленной цене, хотя и в убыток крестьянину».
Барон ухмыльнулся. Недурно, весьма недурно. Не французская скаредность, но истинно по-московитски.
Быстрота езды по землям московитов удивляла многих иностранцев. Герберштейн,
например, не без одобрения писал: